– Но на кухне…

– Она снимает слуховой аппарат, когда готовит, – бережет его от воздействия повышенной температуры и влажности.

Пара секунд уходит на осознание и принятие того факта, что этот придурок меня разыграл, а потом в груди, как волна, вскипает благородная ярость.

– Знаешь, у меня есть шокер. И заточка. Ночами я не сплю – брожу по дому. Просто подумала, что ты должен быть в курсе, – цежу сквозь зубы и смотрю на него в упор.

– Согласен, это было несмешно, я дебил. Прости! – Он улыбается, и все мои мысли вмиг улетучиваются.

Я ошибалась – его улыбка не похожа на мою, потому что она живая. К ней тянет. Она знакома мне и ошеломляет ворохом оживших воспоминаний о сказках, колыбельных песнях, родных теплых руках и сладких снах. Обо всем том, чего я не помню.

Ничего себе…

– За что тебя так разукрасили? – Я моргаю и прячу руки в карманы своего серого худи.

– Просто я слишком крутой для этого мира, – пожимает плечами мой брат.

– И тем не менее ты огреб?

– Провожал девушку. Подвалили четверо. Повозили мордой по асфальту, ну, знаешь, как это бывает…

– Знаю, не дура!

– Тогда будь добра, помоги инвалиду и нажми эту чертову кнопку.

Шея затекла и ноет, руку покалывают тысячи мелких иголок, в левый глаз нестерпимо назойливо светит солнце…

Накопившаяся за месяцы бессонных ночей усталость ушла.

Душа пребывает в давно забытом состоянии покоя, слышно, как звенит тишина.

Рядом со мной мерно дышит живое существо. И это существо – парень.

Моя щека припечатана к его плечу, ткань его футболки на этом месте мокрая – видимо, во сне у меня текли слюни.

Мозг резко возвращается в состояние бодрствования и разражается услышанными вчера от этого ангелоподобного существа матами.

Последнее, что я помню – мы сидим рядом на диване и смотрим какой-то адский треш про маньяка с бензопилой, и братец ржет.