Я была бы полностью в ладу с собой, если бы меня не преследовала смутная тревога, что мне недостает чего-то существенного или, точнее, что я утратила нечто важное. Лето в “Ангаре” было каким-то странным, даже более чем странным. Вернувшись из поездки, я поймала себя на том, что взбудоражена из-за скорой встречи с Полем. Когда я пришла в агентство, он встретил меня вполне буднично, без особых восторгов, и дал понять, что Ноэ уже все ему рассказал о наших лиссабонских каникулах. Поль вроде как этому порадовался, но вовсе не жаждал подробностей. Его сдержанность, безусловно, задела меня, но я себе объяснила, что он имеет право больше думать о собственных проблемах, чем о нас и обо мне, в частности. В конце концов, в последние несколько месяцев он тоже настрадался.
Однако с тех пор необъяснимая пропасть между нами углублялась. Всякий раз, собираясь с ним поговорить, даже по работе, я просчитывала, как это лучше сделать. Выбирала слова, готовила вопросы и реплики, короче, не знала, как с ним теперь общаться. За восемнадцать лет нашего знакомства я никогда не робела перед ним и тем более не сдерживала эмоции. А сейчас у меня не получалось вести себя с ним естественно, моя непосредственность куда-то делась, я была растеряна, взвинчена и не понимала почему. Его нынешняя манера держаться не облегчала мне жизнь, он был замкнут, уклончив, молчалив – совсем не в своем стиле – и раздражался по любому пустяку.
Вот, например, сегодня утром, едва придя в агентство, он устроил разнос нашей ассистентке, которую вообще не в чем было упрекнуть. Потом он с таким грохотом захлопнул свою дверь, что задрожала наша общая с ним перегородка между кабинетами. Я вышла в общий офис, где меня встретили перепуганные лица сотрудников. Пора было во всем разобраться. Поэтому я набралась храбрости и направилась в его логово, на этот раз не особо размышляя над тем, что скажу. Я вошла без стука, как сделала бы это раньше.
– Поль, что с тобой происходит, какая муха тебя укусила? С каких пор ты орешь на людей?
Он стоял, засунув руки в карманы, и даже его спина излучала предельное напряжение.
– Пожалуйста, повернись ко мне, – настаивала я.
Вздохнув с раздражением, он подчинился. Вид у него был как после загульной ночи, и выглядел он еще более соблазнительно, чем обычно. Вчера, как я предполагала, у него было свидание с новой любовницей, но точно я этого не знала, потому что мы с ним в последнее время не разговаривали или едва перекидывались парой слов. Однако я подозревала, что он переживает бурный роман с очередной дамой. С ней он каждый вечер где-нибудь развлекается, а ночи посвящает отнюдь не сну. Почему-то это сильно действовало мне на нервы.
Вразумив себя, я выпрямилась.
– Тебя что-то беспокоит? Я тебя не узнаю. С какой стати ты на нее набросился?
– Хватит, Рен! Могу извиниться. Неужели у нас теперь запрещено плохое настроение?!
Он начал рыться в бумагах на столе, явно стараясь продемонстрировать, что разговор окончен – если можно считать это разговором.
– Поль, – я сама не узнала свой жалкий голосок, – я сделала что-то не то?
Он вперил в меня жесткий, серьезный, почти враждебный взгляд – взгляд чужого человека. Мне показалось, будто он колеблется, но ощущение было мимолетным.
– Конечно нет.
– Пообедаем вместе?
– Я буду занят. В другой раз.
– Ладно.
Я не стала настаивать и вышла из кабинета. Мне было грустно, я была растеряна. Мое сердце стучало быстро, очень быстро, слишком быстро.