— Что здесь, черт побери, происходит? — заорал он. Тут он увидел пульсирующую и вздутую мозговую оболочку. — Боже правый! Перчатки! Дайте мне перчатки!
Нэнси Донован начала вскрывать новую пару перчаток, но он выхватил их у нее и натянул без обработки.
Как только было разрезано несколько швов, мозговая оболочка раскрылась и ярко-красная кровь тонкой струйкой плеснула на грудь Маннергейма. Он был весь в крови, но вслепую разрезал последние швы. Он знал, что нужно отыскать место кровотечения.
— Отсасыватель, — крикнул Маннергейм. Неприятно жужжа, машина начала отсасывать кровь. Сразу же стало ясно, что мозг сместился или вздулся, так как Маннергейм быстро на него натолкнулся.
— Кровяное давление падает, — сказал Ранад.
Маннергейм заорал, требуя нейрохирургический подъемник, чтобы попытаться увидеть основание операционного поля, но кровь вновь все залила, как только он убрал отсасыватель.
— Кровяное давление…, — начал Ранад и сделал паузу. — Кровяное давление не замеряется.
Звук кардиомонитора, сопровождавший операцию на всем ее протяжении, замедлился до болезненной пульсации и совсем умолк.
— Остановка сердца! — прокричал Ранад.
Стажеры сдвинули тяжелые хирургические салфетки, обнажив тело Лизы и закрыв голову. Ньюмен взобрался на табурет у операционного стола и попытался восстанавливать сердечную деятельность, нажимая на грудину.
Доктор Ранад, прекратив измерять кровяное давление, открыл все трубки внутривенного вливания, стараясь как можно быстрее подать жидкость в лизино тело.
— Стоп, — заорал Маннергейм, отступивший от операционного стола, когда доктор Ранад крикнул об остановке сердца. С выражением полного поражения Маннергейм бросил нейрохирургический подъемник на пол.
Некоторое время он постоял здесь, опустив руки по бокам; с его пальцев стекали капли крови частицы мозга. — Хватит!
Бесполезно, — произнес он. — Очевидно повреждена крупная артерия. Похоже, оттого что чертова пациентка всадила эти электроды. Вероятно, артерия была пробита и находилась в спазме, которого не заметили из-за припадка. С ослаблением спазма из нее потекло. Ее уже никак не оживить.
Подхватив хирургические штаны, чтобы не дать им упасть, Маннергейм повернулся к выходу. От двери он оглянулся на стажеров. — Закройте все так, как будто она еще жива. Поняли?
Глава 5
Меня зовут Кристин Линдквист, — сообщила молодая женщина, ожидавшая в университетской клинике гинекологии. Ей удалось улыбнуться, но уголки рта у нее слегка дрожали. — Я записана к доктору Джону Шонфелду на одиннадцать пятнадцать. — На настенных часах было ровно одиннадцать.
Регистратор Элен Коэн оторвала глаза от романа в мягкой обложке и бросила взгляд на улыбающееся ей сверху миловидное лицо. Ей сразу стало ясно, что Кристин Линдквист обладает всем, чего нет у нее. У Кристин были светлые от природы шелковистые волосы, небольшой вздернутый носик, большие темно-голубые глаза и длинные стройные ноги. Элен сразу же возненавидела Кристин, определив ее в уме как «одну из этих калифорнийских сучек». Тот факт, что Кристин Линдквист была из Мэдисона, штат Висконсин, не имел для Элен ровно никакого значения. Просматривая журнал записи, она глубоко затянулась сигаретой и выпустила дым через нос. Поставив крест против имени Кристин и предложив ей сесть, Элен добавила, что примет ее не доктор Шонфелд, а доктор Харпер.
— А почему не доктор Шонфелд? — спросила Кристин. Доктора Шонфелда рекомендовала одна из девушек в общежитии.
— Потому что его здесь нет. Вас устраивает такой ответ?