— Я подам контрпрошение. Как вы знаете, существует завещание. Не сомневаюсь, что суд с должным уважением отнесется к воле покойного. — Он натянул перчатки и огляделся с таким видом, словно ждал, что его станут удерживать. — Кстати, — сказал он, когда этого не случилось, — я недосчитался некоего документа. До твоего бегства, Верити, он постоянно находился в домашнем сейфе. Не захватила ли ты его по ошибке с собой? Это важная поправка к завещанию, и ее необходимо как можно скорее передать душеприказчикам.

Честити пришлось затаить дыхание, чтобы не выдать себя.

— Ах, это! — Верити сделала неопределенный жест. — Да, я забрала его, но исключительно по настоянию покойного мужа. Он где-то должен быть… только не вспомню, где именно…

В полной тишине раздался скрип зубов — это Генри боролся с нетерпением. К несчастью, в глазах Верити прыгали смешинки, она в любую минуту могла хихикнуть и испортить всю игру. Она никогда не умела как следует притворяться.

— Может, я сам поищу его? — предложил Генри. Трудно сказать, как обернулось бы дело, не ворвись в гостиную Форт.

— Мне сказали, что… в самом деле, это ты, негодяй, подлец, мерзавец! У меня с тобой счеты, Вернем!

Он так вцепился Генри в горло, что понадобились трое Маллоренов, чтобы его оторвать. Четвертый (понятно, какой) безмятежно наблюдал за этой сценой.

— Придется потерпеть, Торнхилл, — сказал Син, когда суматоха несколько поутихла. — Я первый в очереди.

— Я готов сразиться за право растерзать эту крысу! — прорычал Форт.

— Позвольте, позвольте! — просипел Генри, растирая покрасневшее горло. — Я же готов был жениться на этой шлюхе!

Форт свалил его на пол ударом кулака.

— Какая жестокость! — с удовольствием произнес Родгар. — Кажется, наш гость потерял сознание.

Он дернул сонетку и приказал унести пострадавшего и позаботиться о нем.

— А я все думал, как убедить Вернема задержаться немного под моей крышей, — сказал он, когда это было сделано. — Благодарю, Торнхилл, что избавили от необходимости шаркать ножкой.

— Я ему выпущу кишки! — только и ответил разъяренный Форт.

— Позже. Вернем должен дожить хотя бы до встречи с Уолгрейвом. Желательно, чтобы она состоялась при свидетелях.

Начали прибывать первые гости. Это были окрестные дворяне, простые люди, чуждые тщеславия, обрадованные приглашением в Родгар-Эбби. Те, что помоложе, еще дома облачились в маски и так называемые домино — шелковые плащи с капюшоном, великолепное средство маскировки. Гости в летах одевались для маскарада уже по приезде, нередко добавляя лишь маску к своему лучшему выходному туалету. В сущности, даже это было им ни к чему, так как они с ходу приветствовали своих многочисленных знакомых. Честити сделала все возможное, чтобы ее не узнали. Помимо перламутровой полумаски и розового домино, она надела парик и так густо напудрила его серебристой пудрой, что он стал совсем седым. Оглядев себя в зеркало, девушка сочла, что узнать ее не под силу теперь даже Сину. «Если я не угадаю, кто из них ты, значит, я тебя не заслуживаю», — вспомнилось ей. Если правда то, что у любви зоркие глаза, значит, никакой маскарад им не помеха.

Внизу собралось уже довольно много гостей. Честити оглядела каждого, страшась узнать отца, но его, по-видимому, еще не было. Она спустилась, прислушиваясь к светской болтовне. Говорили в основном о детях, урожае и последних веяниях моды — об этом скорее с благодушным недоумением. Девушка заметила, что уголки ее губ приподнимаются в невольной улыбке, и поняла, как сильно ей недоставало такой вот непринужденной атмосферы. Вопреки серьезности ситуации для нее бал оставался неотъемлемой частью жизни.

Провинциальное дворянство понравилось Честити больше, чем столичное. Никто из собравшихся не страдал честолюбием настолько, чтобы убивать ради власти, никто не интересовался политикой до того, чтобы пренебречь своими близкими, никто не увлекался модой до такой степени, чтобы разориться на нарядах.

Два пожилых джентльмена ворчали насчет чрезмерного влияния Бьюта и нашествия на Англию алчных шотландцев, но эта тема была бессильна разжечь страсти.