– Афродита…
– Да слышу, слышу, – донесся приглушенный голос из-за закрытых ставень.
Яни крякнул, вытер усы и деликатно скрылся за ближайшим оливковым деревом, откуда снова появился, застегивая штаны и зевая. Он уселся на стену рядом со мной.
– Сегодня я должен был перегнать коз в Гастури. Но слишком уж жарко. В горах камни так раскаляются, хоть сигарету зажигай. Вместо этого я пошел к Таки и отведал его молодого белого вина. Святой Спиридон! Не вино, а кровь дракона… пьешь и улетаешь… Ах, какое вино! Когда я вернулся, меня сразу сморило, вот так.
Он издал глубокий вздох, в котором не чувствовалось раскаяния, и полез в карман за потертой оловянной коробочкой с табаком и тонкими серыми бумажными полосками. Его бурая мозолистая рука, сложившись в горсти, собрала немного златолиста, а пальцы другой руки выбрали оттуда щепоть. Он быстро свернул самокрутку, снял лишнее с обеих концов, убрал ненужный табак обратно в коробочку и раскурил сигарету с помощью огромной зажигалки, из которой пламя вырвалось, подобно разъяренной змее. Он задумчиво подымил, удалил из усов ворсинку и снова полез в карман.
– Вы интересуетесь маленькими тварями Господними, так смотрите, кого я утром поймал. Чертяка прятался под камнем. – Он извлек из кармана хорошо закупоренную бутылочку. – Настоящий боец. Насколько я знаю, единственный, у кого жало сзади.
В бутылочке, до краев заполненной золотистым оливковым маслом и похожей на янтарную, в самой середке, поддерживаемый густой жидкостью, лежал забальзамированный шоколадного цвета скорпион с загнутым хвостом, напоминавшим ятаган. Он задохнулся в этой вязкой могиле. Вокруг трупика образовалось легкое облачко другого оттенка.
– Видите? – показал на него Яни. – Это яд. Вон сколько в нем было.
Я полюбопытствовал, зачем надо было помещать скорпиона в оливковое масло.
Яни гоготнул и вытер усы ладонью.
– Эх, юный лорд, с утра до вечера ловите насекомых, а не знаете? – Похоже, я его сильно позабавил. – Ладно, тогда я вам расскажу. Как знать, вдруг пригодится. Сначала надо поймать скорпиона, осторожно, как падающее перышко, поймать и живого – обязательно живого! – посадить в бутылочку с маслом. Он там выпустит яд, немного побулькает и сдохнет. А если один из его братьев вас ужалит – храни вас святой Спиридон! – помажьте укус этим маслом, и все пройдет, как если бы это была обыкновенная колючка.
Пока я переваривал эти любопытные сведения, из дома вышла Афродита с морщинистым лицом, красным, как гранат; в руках она несла оловянный поднос с бутылкой вина, кувшином воды и тарелкой с хлебом, оливками и финиками. Мы с Яни молча ели и пили вино, разбавленное водой до бледно-розового оттенка. Несмотря на отсутствие зубов, Яни отрывал здоровые ломти хлеба, жадно перетирал их деснами и заглатывал непережеванные куски, отчего его морщинистое горло раздувалось на глазах. Когда мы закончили, он отвалился назад, тщательно протер усы и возобновил разговор, как будто он не прерывался.
– Знавал я пастуха, вроде меня, который отметил сиесту в далекой деревне. По дороге домой его так развезло от выпитого вина, что он решил поспать и улегся под миртом. И вот, пока он спал, к нему в ухо залез скорпион и ужалил его.
Яни взял драматическую паузу, чтобы сплюнуть через стену и свернуть очередную самокрутку.
– Да, – вздохнул он, – печальная история… еще совсем молодой. Какой-то скорпиончик… тюк… и всё. Бедняга вскочил и как безумный стал носиться между олив, раздирая себе голову. Ужас! И рядом не было никого, кто бы услышал его крики и пришел ему на помощь. С этой непереносимой болью он помчался в деревню, но так до нее и не добежал. Рухнул в долине, недалеко от дороги. На следующее утро мы его обнаружили. Страшное зрелище! Голова распухла так, как будто у него мозги были на девятом месяце. Он, конечно, был мертвый. Никаких признаков жизни.
Яни издал глубокий печальный вздох и покрутил пальцами янтарную бутылочку.
– Вот почему я никогда не сплю в горах, – продолжал он. – А на случай, если я с другом выпью вина и забуду об опасности, в кармане у меня лежит бутылочка со скорпионом.
Мы перешли на другие, столь же увлекательные темы, а спустя примерно час я стряхнул крошки с колен, поблагодарил старика и его жену за гостеприимство и, приняв на прощанье гроздь винограда, зашагал домой. Роджер шел рядом, красноречиво поглядывая на мой оттопыренный карман. Наконец мы забрели в оливковую рощу, полутемную и прохладную, с длинными тенями деревьев, дело-то уже шло к вечеру. Мы сели неподалеку от покрытого мхом склона и поделили виноград на двоих. Роджер слопал его вместе с косточками. Я же поплевывал вокруг и фантазировал, что здесь вырастет роскошный виноградник. Покончив с едой, я перевернулся на живот и, подперев руками подбородок, принялся изучать склон.
Зеленый кузнечик с вытянутой печальной мордочкой нервно подергивал задними лапками. Хрупкая улитка медитировала на мшистой веточке в ожидании вечерней росы. Пухлявый алый клещ величиной со спичечную головку продирался сквозь замшелый лес, как какой-нибудь коротконогий толстяк-охотник. Это был мир под микроскопом, живущий своей удивительной жизнью. Наблюдая за медленным продвижением клеща, я обратил внимание на любопытную деталь. Здесь и там на зеленой плюшевой поверхности мха виднелись следы размером с шиллинг, такие бледные, что заметить их можно было только под определенным углом. Они напоминали мне полную луну, затянутую облаками, такие бледноватые кружочки, которые, казалось, перемещаются и меняют оттенки. Каково их происхождение, задумался я. Слишком неправильные и хаотичные, чтобы быть следами какого-то существа, да и кто мог подниматься почти по вертикальному склону, ступая так беспорядочно? Да и не похоже на следы. Я потыкал стебельком в край одного такого кружка. Никакого шевеления. Может, это мох здесь так странно растет? Я еще раз, уже посильнее, ткнул стебельком, и тут у меня аж схватило живот от возбуждения. Я словно задел скрытую пружину – и кружок вдруг приоткрылся, словно люк. Я с изумлением понял, что, в сущности, это и есть люк, выложенный шелком, с аккуратно подрезанными краями, прикрывающий уходящую вниз шахту, тоже выложенную шелком. Край люка крепился к земле шелковой ленточкой, служившей своего рода пружиной. Уставившись на это волшебное произведение искусства, я гадал, кто мог быть его творцом. В самом туннеле ничего не просматривалось. Я потыкал стебельком – никакого ответа. Еще долго я разглядывал это фантастическое жилище, пытаясь постичь, кто же его создал. Оса? Но я никогда не слышал, чтобы оса маскировала свое гнездо потайной дверцей. Я понял, что должен решить эту проблему безотлагательно. Надо идти к Джорджу, а вдруг он знает, что это за таинственный зверек? Я позвал Роджера, который старательно подрывал корни оливы, и быстро зашагал в другом направлении.
Я примчался на виллу Джорджа, задыхаясь, раздираемый эмоциями, постучался для вида и ворвался в дом. Только тут я понял, что он не один. Рядом с ним сидел на стуле мужчина, которого я, из-за такой же бороды, с первого взгляда принял за его брата. Однако, в отличие от Джорджа, он был безукоризненно одет: серый фланелевый костюм, жилетка, чистейшая белая рубашка, стильный, хотя и мрачноватый, галстук и большого размера, основательные, хорошо надраенные ботинки. Смущенный, я остановился на пороге, а Джордж окинул меня сардоническим взглядом.