Поспешно собирая свои записи в старую кожаную сумку, я заметила, что Кейн стоит перед черно-белой фотографией.

– Это ваша мама?

Я смотрела на эту фотографию так часто, что ясно могла представить каждую, самую мелкую деталь на ней, даже не глядя. Мама сидела на качелях во дворе дома, где я выросла, с белой маргариткой за ухом. Ее улыбка была такой светлой, радостной, что я иногда смотрела на нее, чтобы скрасить свой день.

– Да.

– Она очень красивая.

– Спасибо. Она действительно была красивой.

Он повернулся, внимательно изучая мое лицо.

– Вы очень на нее похожи.

– Она умерла от рака, – выпалила я.

Понятия не имею, что заставило меня сказать это. До сих пор я не говорила о болезни мамы ни с кем, кроме своей сестры. Я дружу с Авой с тех пор, как мы начали учиться пять лет назад, она была моей соседкой по квартире в течение многих лет, и она понятия не имела, от чего умерла моя мать. Это не секрет, просто многие вещи в моей жизни до сих пор были наглухо заперты в дальнем уголке моего сердца.

Кейн положил руку мне на спину и нежно погладил.

– Сочувствую.

– Спасибо. – Я покашляла и указала на другую фотографию. – Это мои тетя Роза и дядя Нейт – мамина сестра и ее муж. Они вырастили меня и мою сестру после… ну, они вырастили нас как своих детей после смерти мамы. Моего отца никогда не было на фотографиях. – Хоть я и сама отперла дверь к своему прошлому, мне уже хотелось поскорее ее захлопнуть. – Вы готовы ехать? Обед подают в половине первого, а я не люблю отрывать Умберто от его дел.

– Я просто жду вас. Как обычно.

– Вам нужно вернуться к определенному часу? Когда я там, то обычно прерываюсь на время, пишу свои заметки, пока Умберто обедает и занимается разными другими своими делами. Потом я возвращаюсь к нему, и мы заканчиваем занятие.

– Нет. Я полностью ваш на весь день.

Мне очень понравилось, как это прозвучало.