– А не с яблоками?

– Я же говорю, что с кашей сытнее. Беретесь рассуждать, а сами ничего не понимаете. Так мы никогда ни до чего не договоримся.

– А где же все это будет? – спрашиваю я.

– Где? Так, вообще… – рассеянно отвечает Оленушка и снова пускается в деловой разговор. – Еще можно из Кисловодска достать шашлык, из Ореховой Балки.

– Вот это дельно, – соглашается Аверченко. – А в Харькове я ел очень вкусные томаты с чесноком. Можно их подать к этому шашлыку.

– А у нас в имении пекли пирог с налимом. Пусть и этот пирог подадут.

– Отлично, Оленушка.

Зашевелилась в углу темная глыба. Гуськин подал голос.

– Извиняюсь, госпожа Тэффи… – вкрадчиво спросил он. – Я любопытен знать… вы любите клюцки?

– Что? Клецки? Какие клецки?

– Моя мамаша делает клюцки из рыбы. Так она вас угостит, когда вы будете у нас жить.

– Когда же я буду у вас жить? – с тоской ужасных предчувствий спрашиваю я.

– Когда? В Одессе, – спокойно отвечает Гуськин.

– Так ведь я буду в «Лондонской» гостинице!

– Ну, конечно. Кто спорит? Никто даже не спорит. Вы себе живете в «Лондонской», но пока что, пока багаж, пока извозчик, пока все эти паскудники разберутся, вы себе спокойно сидите у Гуськина, и мамаша угощает вас клюцками.

О-о-о! Мое больное воображение сразу нарисовало мне комнатку, разделенную пополам ситцевой занавеской. Комод. На комоде гуськинские штиблеты и отслуживший воротничок. А за перегородкой – мамаша стряпает «клюцки».

– Тут что-то дело неладно, – шепчет мне Аверченко. – Надо будет вам в Киеве хорошенько разобраться во всех этих комбинациях.

Ободренный моим молчанием Гуськин развивает планы:

– Мы еще можем в Гомеле устроить вечерок. Ей-богу, можем по дороге сделать. Гомель, Шавли. Ручаюсь, везде будет валовой сбор.

Ну и Гуськин! Вот это антрепренер! За таким не пропадешь.