Глава 28. Лида

— Пустишь? — спросил Гришка.

— Открыла же. Значит, пущу.

Он шагнул в квартиру. В отличие от Мари разулся сразу — помнил, что у меня на чистоте пола заскок. Пошёл зато по её маршруту — комната, кухня. Хотя, если подумать, куда здесь ещё ходить? Я чайник поставила. Видеть бывшего в этой кухне было непривычно. Неправильно. Было много дней и ночей, которые мы делили, а сейчас казалось, словно они… не взаправду были. И не верилось даже, что этот человек имеет к Соньке какое-то отношение.

— А где Соня?

Спросил он достаточно равнодушно. И я сразу поняла — знает. Кто ему рассказал? Зачем? Я точно не говорила, отвыкла уже ходить к нему со своими бедами. Сам отучил.

— В больнице.

Чай он взял. Налила я ему в ту же кружку, что и вчера Мари. Надо будет потом её выбросить — скажем негативу «нет!» А в то, что Гришка принёс мне позитив, тоже не верилось.

Гришка мялся. Мне даже жалко его стало. Не знает, бедняжка, как начать. А я его как облупленного знаю — ему проще втихаря пакостить, чужими руками — как с квартирой. И вижу, что сюрприз подготовил, но облегчать ему задачу не буду. А знала бы, что готовит, так вовсе убила бы. Прямо вот этой самой кружкой с ангелочком и забила бы до смерти.

— Со мной связались из социальной защиты. Инспектор. По делам несовершеннолетних. И что-то там ещё…— Я сжалась. Начало мне не нравилось. — Им жалобы поступили. Ты… по месту прописки не живёшь. Там — незнакомые люди. Не работаешь. Ипотеку как платишь? На панели подрабатываешь? А ребёнок… ты зачем накормила ребёнка фруктами, с её то диагнозом?

— Ты лжешь.

Внутри я кипела. Но чётко понимала — врёт. Конечно, он указан отцом Соньки. Тогда мне казалось, что это правильно. Но отыскать Гришку в городе ещё сложнее, чем меня.

— Позвони в соцзащиту, — усмехнулся бывший. Нехорошо так усмехнулся. — Или любовнику своему пожалуйся. Ну же, давай. Где он? Ау!

Я не выдержала. Схватила кружку — ту самую, с ангелочком, и кинула в него. Попала прямо в лоб. Чай растекся коричневой кляксой по одежде. Горячий — мне на руку тоже плеснуло. Кружка упала на пол и не разбилась. Вот же крепкая. Можно поднять и снова бросить в него. Или свою кружку… Я потянулась к свой. Гришка перехватил мою руку, в глаза заглянул. У него глаза злые. В моих наверняка страх.

— Что нужно тебе?

— Денег. Или в суд подам. Не скажу, что девочка мне нужна… Если и вправду отсужу, то сестре отдам — подумаешь, на ребёнка больше. Но ты же этого не допустишь, правда? Господь завещал делиться…

— Мой муж…

— Ты ещё не все знаешь, малышка. А я знаю больше. Куда больше.

Он встал. Попытался отряхнуться от чая. На улице мороз. Надеюсь, замерзнет, подхватит пневмонию… умрет. Пусть лучше умрёт. Я сама поражалась, откуда во мне столько холодной, спокойной ярости. Если бы знала, что выкручусь — убила бы.

Гришка перешагнул через Сатану, сидевшего в дверях кухни и смотревшего на него недобро. Завозился, отпирая дверь. Я на помощь не спешила. Думала, что делать. Выходка вышла спонтанной. Я смотрела на кота — не на Гришу же смотреть, право слово, и, удивив саму себя, сказала: