Я беру папку, с надписью «Дело № 171-3/2007» и открываю. Внутри лежит один листок бумаги.

— И что это?

— Читай.

Мне приносят чайник и чашку. Лозман начинает наливать, но что-то там не льётся и он, открыв крышку, поправляет сетку. Я вдруг понимаю, что очень хочу чаю, и это едва ли не единственная вещь, которая способна доставить мне сейчас радость.

— Дайте ему настояться, не наливайте пока, — говорю я и беру в руки листок.

Это ксерокопия старого рукописного документа. Протокол допроса свидетеля. Мысли скачут, не дают сосредоточиться, тем более, я уже знаю, что там будет, поэтому не читаю, а бегло просматриваю его. Показания Рыкова. Жена вышла из дома, не вернулась, не появлялась.

Собственно, ничего такого, о чём не писалось бы в тех вырезках, что я уже видела.

— И всё?

— Как это «и всё»? Ты что, правда не понимаешь, что тебе грозит опасность поблизости от Рыкова?

— С чего бы? Наливайте чай.

Лозман наливает полную чашку и придвигает мне. Я делаю глоток. Хороший чай…

— Борис Маркович, я конечно особа юная и доверчивая, но не до такой же степени. Вы чего из меня идиотку делаете?

Его глазки вдруг начинают бегать, но он моментально берёт себя в руки.

— Даша, — говорит он, — ты поразмысли как следует.

— Да я размышляю, но никак не могу понять, что вам за выгода во всём этом?

— Выгоды никакой.

— Ах, точно, от чистого сердца.

— Ну да.

— Вот, кстати, заберите, — я вытаскиваю из сумочки «Евгения Онегина» и кладу перед ним на стол.

— Ты что, подарок возвращаешь? Я не возьму.