— В свою машину, — повторяет медленно и достаёт из чашки дольку лимона. Смотрит на неё пристально, словно не узнаёт, и всё-таки кладёт в рот. — Мы едем домой.

— То есть ты так решил, да? — нет-нет, я не кричу и не буду, но удержаться очень сложно. — Что вот сейчас я взвизгну от радости, всё брошу и помчусь за тобой с ветерком?

Отец мечет молнии, прожигает меня взглядом, а я продолжаю:

— Я никуда не поеду. Не сегодня, прости.

— Сергей, послушай дочь, если в меня только слюной брызгать можешь, — Тимур ставит чашку на столик, поднимается на ноги. — Элла остаётся здесь и точка.

Такой высокий, сильный и надёжный.

— Я тебя вообще пришибу, — рычит отец, но кидаться в драку не спешит. — Как ты посмел приблизиться к ней?! Она ж на твоих глазах выросла, извращенец!

— Росла-росла и выросла. Я тебе уже всё объяснил, — Тимур с грацией дикого зверя, обманчиво спокойного и вальяжного, подходит к отцу. — Я люблю её.

Сердце учащает свой бег, в груди взрывается фейерверк, и его залпы гремят в ушах. Мне не послышалось? Он ведь так сейчас сказал, да? Ущипните меня, Сухарь признался мне в любви!

— Да, люблю, потому орать на неё будешь теперь в своих фантазиях.

— Тело молодое её любишь! — выплёвывает отец, бледнея и краснея попеременно.

Ну вот что за упёртый человек?

— Папа, прекрати! — срываюсь, хотя, возможно, после и пожалею о своей вспышке, но ведь так тоже нельзя. — Ты не можешь слышать только себя одного, вокруг тоже люди есть, у них чувства есть. Они не роботы!

— Да ты же старый для неё, — бьёт козырем и нервно сбрасывает с себя пиджак. Тот летит куда-то в угол, но никто особенного внимания на это не обращает. — Тебе тридцать шесть, а ей?

— Двадцать один мне, — напоминаю, а то вдруг папа решил, что всё ещё двенадцать.

— Элла, и? Ты считать умеешь? Пятнадцать лет. Пятнадцать!

— Сергей, сбавь обороты, а то всякие границы переходишь. Хватит орать.

— Ей учиться надо, а не шашни со взрослым мужиком крутить, — сыплет доводами, словно они что-то изменить могут.

— Может быть, я сама решу, с кем и что мне крутить?

Папа ослабляет узел галстука и мрачно смотрит на меня, а я понимаю, что очень устала.