От ее мелодичного смеха, зазвеневшего луговыми колокольчиками, у меня поползли мурашки по коже. Смысла фраз ее, к стыду своему немалому, я не понял абсолютно и от растерянности и смущения переключил свое внимание на начавшийся процесс.

Суть дела, с моей точки зрения, была проста и безусловна. На что наделся купец, подавая жалобу в окружной суд, осталось для меня тайной. Взяв в банке ссуду на сто тысяч рублей, он честь по чести рассчитался в срок, но обвинил заимодавца в злоумышлении, сиречь обмане. Якобы, управляющий отделением при обсуждении условий договора опоил его коньяком, отчего подпись свою под документом он ставил, находясь в нетрезвом уме и памяти.

Дело подлежало рассмотрению в коммерческом суде, о чем и сообщил купцу суд первой инстанции, отказав в возбуждении производства по частному обвинению.

Сам купец, владеющий обширной сетью лавочек, торгующих всевозможной мелочью для нужд домашних, расплачивался по займу серебром и мелкими ассигнациями. Банк, зная об этом наперед, включил в договор пункт об особом проценте за трудоемкий пересчет возвращаемой частями ссуды. В общей сложности, купцу сие мероприятие обошлось в дополнительные полторы тысячи рублей, не считая самого ссудного процента.

На заседание судебной палаты купец явился без своего поверенного и – это было видно невооруженным глазом! – без всякой надежды на успех. Видимо, в силу своего характера и настойчивости привык доводить любое дело до логического конца. Вновь заскучала и публика, понимаю полную бесперспективность купеческих притязаний.

Его оппонент, банковский юрист, представлял собой достойный образчик преуспеяния и легкого налета высокомерия. Сославшись на неопровержимый пункт договора, он с тонкой иронией поведал высокому суду о вреде невоздержанности при употреблении хмельных напитков, и доброжелательно посоветовал купцу впредь внимательней читать документ перед его непосредственным подписанием.

Купец Севастьянов молча вращал глазами, сжимая в пудовых кулаках жалобно трещавшую тросточку, и беззвучно разевал рот. Единственное, что он смог изъяснить суду, так это саму причину спора. Делал он это не из жажды наживы, а исключительно в целях восстановления справедливости.

Под незлобивые смешки из зала, юрист банка, заложив большие пальцы рук за пройму жилетки дорогого немецкого сукна (три моих месячных оклада по самым скромным подсчетам), с изрядной долей вальяжности закончил свою блистательную речь:

– Как видит почтеннейшая коллегия, в данном споре все ясно и несомненно. За сим, прошу жалобу купца Севастьянова оставить без удовлетворения и взыскать с него понесенные банком издержки в процессе на сумму пятьдесят рублей. – Обратив свой взор на купца, он укоризненно покачал головой и покровительственно, не скрывая насмешки, произнес: – А вам, милейший, в этом деле не смогла бы помочь и новоявленная звезда российской юриспруденции… – с этими словами он отвесил шутливый поклон в нашу сторону.

– Ну почему же? – не замедлила с ответом нахальная девица, с завораживающей пластикой поднимаясь со стула. – Если уважаемый суд позволит задать несколько вопросов представителю банка, думаю, что я смогу показать всю несостоятельность его доводов.

Публика приглушенно ахнула. Снова схватились за свои камеры фотографы, застрочили в блокноты журналисты. Банковский юрист не на шутку встревожился.

– Хочу заметить, что это противоречит всем нормам судопроизводства, – обеспокоенно произнес он. – Кроме того, это воистину неслыханно, чтобы обвиняемая в уголовном преступлении задавала вопросы в деле, не имеющем к ней непосредственного касательства.

– Вину устанавливает суд, а до тех пор никто не может быть ограничен в своих законных правах, – мягко возразила девица. – И если купец Севастьянов подтвердит суду мои полномочия выступать по делу от его имени, все процессуальные нормы будут соблюдены. Замечу, что я не прошу статуса защитника, следовательно, лицензии поверенного на это не требуется.

– Не имеет значения, – вскинулся юрист. – Защита интересов третьих лиц возможна лишь при наличии особого разрешения.

– Сможете назвать суду закон, запрещающий давать советы? – безмятежно улыбнулась девица. – Я могу говорить от имени купца Севастьянова в его присутствии, и никто, кроме него самого, не вправе мне этого запретить.

Жестом приказав возмущенному юристу замолчать, председатель, явно заинтригованный происходящим, обратился к купцу:

– Вы готовы в письменной форме подтвердить право Анны Лазович выступать по данному делу от вашего имени?

– Готов, ваша честь! – бухнул купец, непроизвольно подражая девице в своем обращении к суду. – Всецело и полностью доверяю ей во всем, что касается моего дела.

На девицу он смотрел с нескрываемой надеждой и тайным обожанием. Секретарь суда заскрипел пером в протоколе. Промокнув массивным пресс-папье свежие чернила, он протянул купцу документ на подпись.

– Задавайте свои вопросы, – попросил Илья Тимофеевич, с удобством откидываясь на высокую спинку судейского кресла.