Книги

Мой ласковый и нежный мент

22
18
20
22
24
26
28
30

Сдвинув ближе к центру костра недогоревшие концы валежин, Людмила зябко поежилась и еще плотнее закуталась в бушлат. Треск костра разбудил Ивана. Он приподнялся, посмотрел на Людмилу сонными глазами, зевнул и снова почти упал на подстилку, натянув на лохматую голову бараний полушубок.

Людмила тоже зевнула, потянулась и залезла в спальный мешок. Но, вопреки ожиданиям, сон не приходил, и она опять вылезла наружу, чтобы не мешать спать своим уставшим товарищам…

Уже неделю они в тайге. После новогодней оттепели на тайгу навалился трехдневный снегопад. Снега выпало раз в пять больше нормы, и несколько десятков маралов и северных оленей оказались пленниками горных ущелий и таежных урочищ, в которых они спасались от задувших вслед за снегопадом лютых северо-западных ветров. Пурга мешала воспользоваться вертолетом, да и единственный его разведывательный полет обошелся заповеднику в такие деньги, что Кочерян схватился за голову. И если бы не поддержка МЧС, сотрудники заповедника, вероятно, надолго бы остались без зарплаты.

Но животных надо было спасать. От лесников уже поступили первые сообщения о падеже нескольких ланок и молодых оленей-сеголетков. Тогда-то и было решено отправить в тайгу группу научных сотрудников и егерей, чтобы попытаться спасти оставшихся животных.

Всю прошедшую неделю они трудились не покладая рук. Вертолетчики отработали деньги на совесть, обнаружив около пятидесяти погибающих животных в трех горных ущельях, выходы из которых закрыли огромные надувы свежего снега, олени проваливались в них почти по шею, а люди с трудом преодолевали их на лыжах. Животные уже почти не подавали признаков жизни, лежали в снегу и не сопротивлялись, когда работники заповедника на всякий случай связывали им ноги и укладывали на специальные сани-волокуши, чтобы перевезти из ущелья ближе к стожкам сена, заготовленного с лета егерями. Почти всех животных удалось спасти, но некоторые уже ослабли настолько, что не помогли даже инъекции глюкозы и витаминов, которые Людмила сделала четырем молодым оленям и двум старым ланкам. Они погибли при перевозке, но если бы люди не пришли вовремя на помощь, стадо маралов недосчиталось бы более четырех десятков голов…

Людмила тряхнула головой, стремясь отогнать от себя видение изможденных, полузасыпанных снегом животных, и постаралась вызвать в памяти лицо Вадима. Она вновь попыталась оправдать свой поступок обидой на чрезмерную холодность жениха, но особой вины за собой так и не почувствовала, как и особого сожаления, что ушла в тайгу, не дождавшись от него звонка, хотя точно знала, что Вадим уже вернулся в Красноярск и звонил Кочеряну по поводу проекта. Правда, поговорить с ней не удосужился, из чего она сделала соответствующий вывод: Вадим продолжал на нее сердиться. Но и это не слишком огорчило ее, вернее, совсем не огорчило. Гораздо сильнее она переживала совершенно нелепый разрыв с Барсуковым. И не о том она жалела, что так быстро уступила ему. А о том, что так по-детски глупо среагировала на вполне объяснимые вопросы Дениса о ее отношениях с бывшим женихом. Вся ее жизненная неустроенность, неуверенность в намерениях Барсукова, сомнения в собственных чувствах – все это свилось в такую тугую пружину, что, распрямившись, она ударила не только ее одну. И еще неизвестно, кого эта пружина задела больнее – ее или этого твердолобого мента, которого она так безоглядно решилась полюбить…

Она опять залезла в спальный мешок и, согревшись, наконец-то уснула. Но спала недолго. Внезапно в лагере поднялась суматоха. Люди вскакивали со своих мест, торопливо собирали вещи, потом сгрудились возле костра, с тревогой вглядываясь в небо.

С запада надвигались темные тучи. Они ползли, касаясь вершин гор, скатываясь в ущелья и зависая над погибшими деревьями… Воздух наполнился невероятным шумом и грохотом. Людмила тоже выскочила из спальника, бросилась к своим товарищам, но не успела она и слова сказать, как шквальный ветер налетел на поляну. Затрещали, закачались мертвые деревья, полетели во все стороны обломки сучьев, остатки обгоревшей коры. Застонал, задрожал под порывами ветра огромный кедр, и тут же, как спичка, лопнул его ствол и с ужасающим шумом рухнул на землю, сокрушая попутно более мелких и слабых собратьев. Люди, сбившись в кучу, молчали, а ветер становился все сильнее и сильнее и вскоре превратился в настоящий ураган. Казалось, между бурей и мертвым лесом происходила последняя, решающая схватка. И лес стонал, ломался, падал… Прошло всего несколько минут, как мощные порывы ветра обрушились на тайгу. Со скоростью курьерского поезда ураган пронесся на восток, оставляя за собой еще более сильные разрушения и хаос из поваленных стволов и переплетенных обгоревших веток.

Не успели люди прийти в себя и достать из-под обломков деревьев оставшиеся у костра вещи, а в воздухе закружились уже редкие пушинки снега. Они падали медленно, но все гуще и гуще, засыпая следы бесчинств, учиненных пролетевшим над тайгой ураганом…

Но к утру на небе не осталось ни единого облачка. Из-за гор медленно и степенно выплыло солнце, явив взору безрадостную картину мертвой тайги. Снег прикрыл следы ночной бури. Под лыжами слегка поскрипывал скованный ночным морозом снег. Люди спешили, чтобы до обеда выйти к жилью: хотелось побыстрее скинуть пропотевшую, пропахшую костром одежду, помыться в бане и избавиться наконец от ежедневной, изматывающей душу и тело усталости…

Путь их начался с подъема на отрог гольца, возвышавшегося над горелой тайгой. Склоны отрога также были завалены упавшим лесом. Впереди неторопливо шел на подъем Иван Шалгинов. Невысокий и коренастый, он обладал огромной силой. Его голова почти вросла в плечи. Длинные руки и крепкие, слегка кривые ноги – наследие предков-кочевников – никогда не знали усталости. И сейчас он не проявлял ни малейших признаков утомления. Под его собственной тяжестью и тридцатикилограммовым грузом, который он нес на спине, лыжи выгибались лучком и глубоко вязли в снегу. Следом, уже по готовой, хорошо спрессованной лыжне шел весь отряд.

А подъем становился все круче и круче. Правда, выбравшись на ребро отрога, путники были вознаграждены сторицею. Перед ними расстилалась зеленая, живая тайга. Погибший лес остался позади.

Внизу лежал обычный зимний пейзаж. У подножия гольца виднелись чаши стылых озер. Темную зелень пихтовой тайги, с более светлыми пятнами кедров, пронизывали стрелы заледеневших речушек и ключей, устремленных в синь далекого горизонта. Снежный покров чернили пятна курумников и недавних оползней.

Пока весь отряд отдыхал, неугомонный Иван спустился чуть ниже и вдруг присел, пристально рассматривая что-то на снегу. Зная о чрезмерном любопытстве своего приятеля, Людмила поначалу не обратила на это никакого внимания, но лесничий вдруг скользнул на лыжах в сторону огромной кучи валежника, скрылся за ней и тут же вынырнул обратно, замахал руками, закричал, призывая к себе оставшихся наверху спутников…

Ночная пурга пощадила лыжный след, который, судя по всему, был вчерашним. Человек, вероятно, остановился передохнуть, собирался развести костер, но что-то помешало ему… Иван показал на разбросанные дрова, потерянную варежку, на взрыхленную снежную целину: казалось, человек не просто топтался по ней, а метался по небольшой поляне в панике, проваливаясь в снег, падая и вновь поднимаясь.

– Рысь на него напала, – пояснил Шалгинов и, присев на корточки, обвел рукой характерные круглые следы большой таежной кошки, уходящие в сторону от места схватки. – Ранил он ее… Но не сильно, крови совсем мало… – Иван поднялся на ноги и, прищурив глаза, всмотрелся в убегающую лыжню. – Надо бы проверить, что за человек. Охотников здесь вроде не должно быть, да и «мичуринцы» в одиночку сюда не заглядывают. И на туриста тоже не похоже. Они на спортивных лыжах бегают, а этот на охотничьих… – Он посмотрел на Людмилу. – Позволь, Алексеевна, следом пробежаться, вдруг мужику помощь требуется.

– Давай, – кивнула головой Людмила и сказала: – Что ж он, если помощь требуется, в обратную от дороги сторону побежал? – В ответ Иван лишь пожал плечами, а Людмила посмотрела на остальных своих спутников. – До Ентаульского километров пятнадцать осталось. Думаю, часа через два выйдете к поселку. Баньку к нашему приходу протопите, а я вместе с Иваном по следу пройдусь. Посмотрим, кто это по заповеднику шастает…

Глава 26

Уже на первом километре пути они убедились, что шел или очень уставший, или больной человек. Едва заметная лыжня петляла и все дальше и дальше уходила в глубь заповедника. Вскоре они увидели несколько темных смерзшихся пятен. Иван зачерпнул горсть снега, и тотчас его пальцы окрасились растаявшей кровью. Человек был ранен, но только самоубийца мог уходить по все усиливающемуся морозу в сторону от человеческого жилья, от помощи, которая, несомненно, ему требовалась. Пятна крови стали попадаться все чаще и чаще. Незнакомец то и дело садился, прислоняясь спиной к камням. На одной из таких остановок они нашли кусок ткани в крови, очевидно, от нижней рубахи.

Людмила знала, что рысь крайне редко нападает на человека. Но в этот раз она, вероятно, так дошла от голода, что решилась спрыгнуть на него с кучи валежника. Злобная и дикая кошка, она наверняка хватила человека за шею. И если бы он не был по-зимнему тепло одет, то вполне мог стать ее добычей. Однажды Людмила видела пастуха с рваной раной на шее, оставленной когтями и зубами старой рыси, которая уже не могла охотиться на тетеревов и другую мелкую лесную живность. Пастуха с трудом удалось довезти до больницы и спасти, но он так и остался с искривленной шеей, рысь успела перекусить одно из сухожилий…