– Приедет?! – всплеснула руками Антонина. – Ну ты, Милка, даешь! Еще подругой называешься! Сидишь и помалкиваешь в тряпочку, что твой ненаглядный женишок вот-вот с визитом пожалует. Видать, забеспокоился, сердешный, что невесту ненароком и умыкнуть могут, пока он там свою диссертацию кропает?

– Ничего он не забеспокоился! Просто он будет сопровождать делегацию американских и канадских экологов, но, вполне возможно, останется на Новый год!

– Людка! Мой тебе совет, – глаза Антонины заполыхали огнем от возбуждения, – Новый год – прекрасный шанс выяснить, действительно ли он хочет на тебе жениться или волынку тянет по той простой причине, что ему выгодно тебя в невестах держать. Прости, но где еще он такую дуру найдет, которая на двух работах жилы рвет, чтобы одеть, обуть, да еще и брюхо набить своему ненаглядному Вадику? Признавайся, что он у тебя опять попросил в антракте между сценами ревности?

– Никаких сцен не было, я же говорю: он про Барсукова почти ничего не сказал, только поинтересовался, по какой причине он у меня дома пребывает. А выговаривал по поводу того, что я опять ввязываюсь в дела, которые меня совершенно не касаются. Кочерян, оказывается, встречался с ним на республиканской конференции и жаловался, что я ему работать мешаю…

– Не увиливай от ответа. – Антонина пристукнула по столу кулаком. – Я тебя в последний раз спрашиваю: что он опять у тебя попросил?

– Дубленку… Ему неудобно в старой перед иностранцами показываться…

– Ну, я тебе и скажу… – Антонина даже присвистнула. – Есть же на свете такие козлы, как твой Вадик, и он из них – первейший! Он хотя бы в курсе, что у Славки выпускной вечер на носу, а потом парню надо будет ехать поступать в институт?

– В курсе. – Людмила посмотрела на Антонину и печально улыбнулась. – Он обещал вернуть эти деньги в мае, с отпускных…

– Свежо предание! – Заложив руки за спину, Антонина несколько раз прошлась по кабинету. – С каких это великих денег ты решила ему дубленку купить или занять надумала?

– Те, что для Славки копила, я трогать, конечно, не буду, но думаю продать шубу, куда она мне в селе?

– А ты уверена, что этот хмырь болотный оценит когда-нибудь твои жертвы? – Подруга остановилась напротив и, сцепив руки за спиной, склонилась к Людмиле и заглянула ей в глаза. – Отвечай как на духу, ты что, его до сих пор без памяти любишь? Или откупаешься, чтобы вину загладить?

– Отвяжись! Нет у меня перед ним никакой вины! – Людмила отвела глаза в сторону. – И вообще, это мое личное дело!

Тонька со скептической усмешкой на устах покачала головой и собралась было сказать нечто не совсем приятное и наверняка уничижительное в адрес своей непутевой подружки, но тут в приоткрывшуюся дверь кабинета просунулась буйная шевелюра баяниста Панферова, который сообщил начальнице, что хор ветеранов в полной боевой готовности и дожидается Антонину Сергеевну на спевку.

– Изыди, сатана! – прикрикнула на него Антонина и уже более миролюбиво добавила: – Скажи бабулям, буду через десять минут. – И опять повернулась к Людмиле: – Все тебе личное дело! Смотри, допрыгаешься! Банзай вон на все село уже растрезвонил, что ты сынишку Барсукова от собак спасла, так неужели он тебе спасибо за всю ночь не сказал?

– Сказал. – Людмила устало улыбнулась. – И не только спасибо, а в придачу решил меня осчастливить…

– Небось в постель приглашал?

– Не приглашал, но был близок к этому.

– И ты послала его к чертовой матери?

– И как ты догадалась, подруга? Просто ума не приложу!

– Так у тебя все на лице написано, а у Барсукова тем более! Стас давеча рассказывал: проезжали вчера с ним по селу, а ты у конторы с кем-то из лесников разговаривала, так милицейский командир чуть из машины не выпал, на тебя мил-друг загляделся!