Он держал карту развернутой столько времени, чтобы Алатристе и Толедо успели запечатлеть ее в памяти. Потом снова скатал в рулон.

— И позвольте, сеньоры, еще раз настоятельно вам напомнить… Про убежище в этом доме и думать забудьте… У ворот будут выставлены караул с приказом и близко никого не подпускать.

Он говорил, обращаясь главным образом к Алатристе. А тому очень хотелось бы посмотреть, как это посол Бенавенте откажет в убежище дону Бальтасару Толедо. Другое дело — он сам и прочая солдатская кость, пушечное мясо.

— Кто будет новым дожем? — спросил он.

Последовало неловкое молчание. Сааведра Фахардо быстро переглянулся с Бальтасаром Толедо.

— Это не должно вас занимать, — сухо ответил последний.

Диего Алатристе с намеренной медлительностью поставил пустой стакан на стол.

— Как сказать… Мне пора бы уж знать это. Чтоб не убить его по ошибке.

От дерзкой бравады этой фразы брови Бальтасара сошлись у переносицы.

— Я не намерен…

Сааведра Фахардо светски-умиротворяющим жестом вскинул руку:

— Сеньор Алатристе до известной степени прав. В самом деле, приспела пора сообщить ему это… И под его ответственность.

Лицо Толедо по-прежнему выражало сильнейшие сомнения. Он, казалось, вовсе не был в этом убежден. Но дипломат закрыл вопрос. Сеньор Алатристе, повторил он, должен быть осведомлен. Это может ему понадобиться.

— Риньеро Дзено. Член Совета Десяти.

Последовали подробности. Смертельный враг нынешнего дожа Джованни Корнари, Дзено с полным на то основанием обвинил его в том, что дож со своими присными и родней устроил сущую вакханалию неправедных приговоров, убийств, лихоимства, порчи нравов — и это в Венеции, и без того растленной по самой своей сути. Дзено, бывший посол Республики в Турине и в Риме, был человеком порядочным — насколько может быть порядочен венецианец. Твердый и неуступчивый, он выражал чаяния той части местной аристократии, которая считала, что ее на этом пиру обнесли чашей, и всего неделю назад добился, чтобы выборы двух сыновей Корнари, которых последний лишь в мае, поправ все законы и представления о приличиях, протолкнул в сенат, признали незаконными. С другой стороны, Дзено тяготел к Испании и терпеть не мог французов и папистов. Еще не позабылся наделавший много шуму скандал с кардиналом Дольфином, родственником прежнего дожа: Дзено публично обвинил кардинала в том, что он состоит на жалованье у Ришелье, и подтвердил это документами, которые — добавим, кстати, — предоставило ему посольство Испании.

— В том случае, если нынешний дож исчезнет, — договорил Сааведра Фахардо, — а это предполагает и принятие кое-каких мер в отношении его родни, что, впрочем, не наша печаль: пусть этим занимаются сами венецианцы… Так вот, в этом случае его преемником будет избран Риньеро Дзено. Нетрудно представить себе, какие выгоды получит Испания от такой замены. Лютеране и фламандцы получат смертельный удар… Уж не говоря о Франции и ее закадычном друге папе Урбане.

Алатристе кивнул. Последствия просчитать было нетрудно. Даже он, последняя спица в колесе заговора, понимал, что́ сулит Испании воцарение Дзено. Но произнес только одно слово:

— Ловко.

Бальтасар Толедо провел рукой по бритому лицу, словно тоскуя по исчезнувшим усам. Так или иначе, сказал он, после того как сенатор Дзено станет дожем — это не будет касаться ни Алатристе, ни его самого, — найдутся грамотеи, которые озаботятся дальнейшим.

— А у нас — иные докуки, столь же безотлагательные. К примеру, два капитана, вовлеченные в заговор, желают повидаться с вами. И со мной. Поглядеть на нас.