Не известно и вряд ли когда-нибудь вообще будет известно, что знали члены комитета «Вараш», хотя не знать ничего они просто не могли. Очень может быть, что четкого, ясного, обговоренного решения по «Лака-мовской» операции не было принято. Но это не избавляет от ощущения целенаправленности и координированности действий ветвей внешней разведки по отношению к этой операции.
Зададимся для начала вопросом: что можно было сделать для «нормального» развития добровольной миссии Полларда? По сути, несколько элементарных вещей. Во-первых, провести с Джеем обязательную для всякого агента подготовку по вопросам конспирации и тактики. Возможности для этого были — Поллард приезжал в Израиль, кроме того, поработать с таким перспективным источником могли и в Вашингтоне. Во-вторых, свести к минимуму вынос документов из Агентства и наладить конспиративную связь, чтобы исключить появление агента на конспиративной, легко засвечиваемой квартире. В-третьих, проработать «прикрытие» — внешний контроль за наблюдением, подстраховку, исходя из возможностей других разведывательных каналов. И наконец, важнейшее — отработать механизм эвакуации в случае тревоги с учетом дополнительных осложнений; для любого агента отрабатывается несколько вариантов, один из которых избирается в зависимости от конкретных обстоятельств.
Вопрос второй: возможно ли это было и требовало ли особых усилий? Ответ очевиден: конечно, возможно — и ничуть не выходит за рамки рутинной практики. И в «Моссаде», и в «Амане» десятки и сотни человек годами занимаются обеспечением безопасного мцни-мума для работы агентов и достигли в этом деле признанных высот. За очень редким исключением, провалы происходят не из-за их недоработок, а личных просчетов агентов или серьезных (порой и нетрадиционных) действий контрразведки противника.
Вопрос третий: могли ли опытнейшие (и наверняка прибегавшие к консультациям со «своими» специалистами) руководители не знать, что «Лакам» не располагает ни силами, ни людьми, ни сколь бы то ни было серьезным опытом такой работы, хотя сейчас возглавляет его кадровый и удачливый разведчик Рафаил Эйтан?
Отсюда естественный третий вопрос: почему серьезные люди в разведсообществе пошли на неизбежный провал Полларда и связанный
Конечно же, ответить можно только гипотетически. И вариантов ответа просматривается два.
Сначала — общий момент для обоих вариантов.
К тому моменту, когда Эйтан «слил» в военную разведку и аналитический центр «Моссад» информацию, ее было уже так много, что факт существенной разведывательной работы против США уже состоялся и очень обоснованно можно было полагать, что ФБР или другая подобная структура уже разыскивает источник утечки. В этой ситуации вмешиваться, оказывать профессиональную помощь было опасно — фактически подставлялась собственная служба под неизбежный удар[101].
Можно было какое-то время просто пользоваться представившейся возможностью и даже подсказывать (через «Лакам») наиболее интересующие направления — не случайно, наверное, Поллард говорил на суде о «исключительной координации армии, ВВС и ВМФ Израиля» и не предпринимать никаких действий к снижению тяжести скандала после провала. Это, скажем так, не совсем патриотично, но где-то еще постижимо — особенно если разведчики не могли допустить всей глубины Эйтановских недоработок.
Но что-то подсказывает, что изнанка этой истории может быть еще непригляднее.
«Лакам» вскарабкался на слишком большую высоту и приобрел чрезмерную независимость. Он не просто стоял в стороне от разведсообщества и в большинстве случаев сохранял «непрозрачность» даже на уровне комитета «Вараш» — он де-факто стал одной из самых независимых структур. И складывается впечатление, что тайной парадигмой других разведслужб стало его «укрощение».
Прекрасные аналитики и опытные стратеги разведывательных операций не могли не высчитать в кратчайшее время, что операция с Поллардом (неважно, знали ли они ее детали и даже настоящее имя агента) окончится провалом; и здесь Эйтану не надо было ни мешать, ни помогать — сам разобьется[102]. И разведчики пошли на международный скандал, на трагедию Полларда и его жены, на временное охлаждение отношений с США на государственном и спецслужбовском уровне, но дождались своего.
…Рафи Эйтан заявил комиссии кнессета, что его совесть была абсолютно чиста: «Все, что я предпринимал, в том числе и по делу Полларда, совершалось с ведения моих руководителей. Я не позволю использовать себя в качестве козла отпущения и не намерен покрывать осведомленность и ответственность других лиц».
Подобно другим ветеранам разведки, которые пользовались покровительством Шарона, Эйтан ушел в спокойную отставку — стал президентом «Израель кемикал», самой крупной государственной компании Израиля.
Правительство публично обещало распустить подразделение, которое осуществляло эту «шальную» операцию. Израильская разведка в целом, однако, продолжала работать в обычном режиме и добывать информацию, необходимую для обеспечения национальной безопасности. Разведсообщество перераспределило обязанности и продолжало работать без «Лакама» как самостоятельной структуры, абсорбировав, естественно, и людей (в большинстве) из «Лакама», и его связи, и его техническую базу…
Хотя «последний гвоздь» в его историю был забит несколько позже и назывался
Мордехай Вануну почти 10 лет проработал в качестве технического специалиста на совершенно секретном ядерном объекте Димона в пустыне Негев.
Он родился в Марокко в 1954 году в еврейской семье, где было семеро детей. В начале 1960-х годов семья выехала из Марракеша в Израиль с тайным потоком эмигрантов, организованным «Моссадом», и поселилась в трущобном районе города Беершеба, библейской Вирсафии, пыльного городка с населением, состоящим из евреев и арабов-бедуинов. По израильским понятиям — в глуши посреди пустыни.
Отец Вануну Салумон старался заработать на жизнь, изготавливая и продавая на местном рынке ремесленные поделки. Затем Вануну служил в армии, в обычных инженерных частях; со службы возвратился в звании капрала. Какое-то время обучался на физическом факультете университета Тель-Авива, но был отчислен за неуспеваемость. В 1975 году он прочел в газете объявление о наборе «учеников техника» в «Камаг», как на иврите сокращенно назывался Центр ядерных исследований в Димоне.
В ноябре 1976 года он был принят туда на работу и направлен на ускоренные курсы физики, химии, математики и английского языка. Через два месяца он вместе с 39 слушателями из 45 успешно сдал экзамены, прошел медицинский осмотр, получил пропуск в режимную зону и 10-дневный срок для ознакомления с объектом и существующими там порядками. Затем последовало еще одно собеседование (его проводила комиссия из трех человек), и наконец 7 августа 1977 г. молодой «менахель мишмерет» впервые официально заступил на смену.