— В общем, так — мимо унитаза не лужить, в ванну не ссать. На станке не курить, — напутствовала старуха из подъезда полушепотом. — Отдыхай. Телефон в кухне. Если что, баба Агафья я… — И, прежде чем Вельцев успел опомниться, закрыла дверь. Ключ дважды повернулся в замке.

Вельцев подался обратно и, вспоминая что-то, о чем хотел спросить, слепо шарил пальцами по двери. С внутренней стороны отпирающая ручка отсутствовала — была только шатавшаяся на болтах скоба. В поросшей грязью замочной скважине виднелся трехгранный стержень. Вельцев пошел в кухню, чтоб позвать старуху через окно, но, отдернув занавеску, обмяк: забранное решеткой и бесшумно полыхавшее новогодней иллюминацией окно выходило на задний двор с кладбищенской оградой, подпираемой гаражами. Окно единственной комнаты, судя по планировке, смотрело туда же. Проверять это не было никакой нужды, тем не менее, протиснувшись между крытой ковром кроватью и шифоньером, Вельцев заглянул за парчовую штору. Не то чтобы открывшийся вид поразил его — на заслонявшем створ куске фанеры была наклеена большая фотография тропического водопада, — но если бы ему предложили угадать, что он увидит за шторой, это, наверное, было бы последнее, что он решился тут допустить.

Оглядевшись, он сел на кровать и покачал задом. Мелкие недра отозвались заглушенным треском пружины. Комната пропахла табачным дымом. С грошовой, в три разноцветных плафона, люстры свешивался на шнурке игрушечный человечек.

Расстегнув пальто и устало облокотившись на ноги, Вельцев отрешенно уставился в пол. В принципе, наверное, было даже и неплохо, что его заперли — не переносивший одиночества в первые часы и дни после заказов, он, отлежавшись, нынче бы наверняка отправился искать себе приключений на голову. Тем более что вчерашняя кровавая баня на Тверской никаким заказом вовсе и не была, а была — чего уж там говорить — беспределом, его, Аркаши Вельцева, самодеятельностью, самосудом и сумасшествием: шесть трупов, два из которых — если не пускаться в уточнения вроде того, что местом действия послужил закрытый для простых смертных ночной клуб — «случайные прохожие»…

— Это называется мышеловка. Я — сыр.

Вельцев механически просунул руку к пистолету в подмышечной кобуре и обернулся на голос. В простенке за дверью, забравшись с ногами в облезлое кресло, сидела девица лет восемнадцати-двадцати, в цветастом узбекском халате и сбитой на ухо тюбетейке. Жирно накрашенный рот и брови взрослили ее. Она прятала улыбку, довольная тем, что до сих пор могла так просто скрывать свое присутствие, и катала в пальцах незажженную сигарету. Вельцев опустил руку и расправил полы пальто.

— Ты кто?

Закурив, девица пустила струю дыма в потолок.

— Лана, — представилась она таким тоном, будто была удивлена, что этого можно не знать. — Я же говорю — бесплатное приложение.

Вельцев стащил шапку и почесал голову.

— Так вот зачем бабка дверь заперла. Я не говорил, что…

— Сказку про Буратино помнишь? — перебила его девушка. — Где котел был нарисованный?.. Вот. Там — котел. Тут — свобода.

— Какой еще котел?

— А чего ты воображаешь, когда хочешь в отпуск?

— Ничего.

— Неправда. Ты воображаешь… — Мечтательно прищурившись, Лана столкнула тюбетейку на лоб и запрокинула голову с выставленным подбородком. — Пальмы. Океан. Коктейли шлангами. Бабы косяками. Вот и пожалуйста. — Она кивнула на окно, придержав шапочку. — С бабами, конечно, у нас не очень. Чем богаты, как говорится. Но свободы — по самое не хочу. Тебя как звать-то?

— Послушай, — вздохнул Вельцев. — Я только хотел перекантоваться.

— Вот-вот, — туманно поддакнула Лана. — Только перекантоваться… — Стряхнув пепел в блюдце под креслом, она поигрывала сигаретой, словно договаривала фразу про себя.

— Переночевать, — поправился Вельцев.

— Вчера, — улыбнулась она, — один дяденька, знаешь, что попросил меня сделать?