19 декабря ― Рождество

— Канун Николы — Первое объяснение: Дед Мороз — Случай в Донском — Второе объяснение: дед Часовод — народный календарь: Амвросий, Анфиса, «Анна Темная» — Третье объяснение: дед-с-приветом — Три Николая — Канун Николы (окончание) —

Никола Чудотворец для Москвы настолько важен, что даже канун его она отмечает как особый праздник. Ночь на 19 декабря (по старому стилю это 6-е) представляет для посвященных особый обряд, репетицию Рождественской ночи. Праздник сокровенный, закрытый и вместе с тем, с учетом предстоящей новогодней церемонии, весьма важный.

Никола зимний, он же Санта Клаус, он же Дед Мороз — ключевой предновогодний персонаж. Буквально: 19 декабря — это день-ключ, который, повернувшись, открывает нам дверь, подход к Рождеству. Образ Николы в категориях времени и пространства календаря очень устойчив: это святой-проводник, который ведет юный (следующий) год за руку, он знает секрет, как пройти к Новому году, как открыть его. И вот канун Николы — еще дверь не отперта, по эту сторону темно, весь свет за дверью, но уже в замочную скважину (нового года) старик-проводник вставляет день-ключ.

Никола «планирует» будущий год; в канун Николы положено загадывать желания вперед на целый год.

Он выполнит все просьбы. Николай Чудотворец помогает всем и во всем, во всех бедах и нуждах, даже от лютых волков в лесу. Для Москвы важнее прочего то, что он покровительствует торговле; она понимает в этом толк. Еще он спасает от болезней, какие только ни случатся. Чудеса, им совершенные или совершенные его именем, перечислить невозможно. Наконец, он добр, это по лицу видно. Даже Рождественский пост в этот день нестрогий: разрешена рыба.

Любовь Москвы к Николе безмерна. Недавно мы вспоминали Введение: Москва как будто не замечает Введения, не строит в честь него церквей и проч. С Николой все наоборот. Это самый популярный московский святой; ни одному другому не посвящено столько приходских московских церквей, как Николаю Чудотворцу.

В свое время в городе в пределах Садового кольца насчитывалось до сорока таких церквей. Каждая слобода, каждое московское собрание стремилось отметиться храмом в честь любимого святого. Одних названий было достаточно, чтобы составить топонимическую поэму. От Никольского храма Николо-Греческого монастыря на Никольской улице и далее: Никола Гостунский, Явленный, Стрелецкий, Заяузский, Заяицкий, даже Мокрый, «Водопоец», Никола Большой Крест и Красный Звон, Никола в Голутвине, Хлынове, Подкопае, Кузнецах, Пыжах, Пупышах, Звонарях, Кошелях или, к примеру, в Сапожке, был и такой, возле Кутафьей башни Кремля.

И противу всего этого красноречия — полторы Введенские церкви. Как будто специально два эти праздника поставлены рядом, чтобы показать, как по-разному может смотреть Москва; на Введение (в ноябре) она еще зажмурилась, не замечает ничего вокруг себя — на Николу глаза ее уже широко открыты.

Москва видит Николу, красит его пестро и ярко: на красном фоне старик с завитою бородой, по белым плечам черные кресты. Он как будто впереди иконы: сразу заступает вам во взгляд.

Эта яркость отдает торговой площадью и лубком. Полутона в Москве спрятаны в переулки; среди теней, в кружеве лип растворена бездна красок, но это обратная сторона московской живописи; впереди, на солнце, — все красное, белое, золотое: горит, словно облитое лаком. Здесь, в области эмблемы, обитает эмалевый Никола; Москва смотрит на него снизу вверх с восхищением, затаив дыхание.

Она с ним в родстве, причем он старше. Можно сказать, что он отец ей, и ее следует называть Москва Николаевна.

Этому культу нужно найти объяснение. Оно есть, и не одно. Я попробую изложить их несколько, от простого к сложному.