Книги

Московские праздные дни

22
18
20
22
24
26
28
30

Свет был просто светом, а стал Москвой: мы наблюдаем лучшее из всех возможных изображение, скульптуру Москвы.

Календарь наклонился

Почему «спуск»?

Вторая половина октября: спуск в позднюю осень, тьму и хлябь ноября. Москва в своем художестве контрастна. Победный салют Василия Блаженного, столь уместный в день Покрова, означает, по сути, пальбу напоследок, проводы лета. Свет замыкается в дробные, вьющиеся, растущие булавами главы собора. Они поднимаются и замирают: лето окончено.

Собор встает над спуском — Васильевским спуском: показательная мизансцена.

Это спуск не только к реке, но и в осень, на дно календаря. Солнце катится все ниже, словно повторяя рисунок Васильевского спуска; все яснее рисуется разрыв московской материи — собор вверх, земля вниз.

Собор встает над обрывом, над бывшим рвом: земля по обе стороны собора валится вниз водопадами булыжника. Слева и справа от собора Красная площадь льет вниз.

Красная площадь, строго говоря, не площадь, а широкий проход вдоль стены Кремля: парадный, церемониальный, торжественный, причем в одном господствующем направлении — к реке. Площадь степенно движется, течет, огибает собор и обрывается вниз «осенним» Васильевским спуском. Не подъемом, но именно спуском. Так и в календаре: спуск в осень после (праздника) собора.

Пластилиновая поверхность Москвы поднимается и опускается по указанию календаря. После Покрова она ощутимо опускается. Собор стремится вверх и оказывается «на рву» — в точке разрыва, и в календаре, и в пространстве. У обрыва, по-над рекой, и в календаре, по-над зимой.

И в истории, по-над казанской войной.

Собор вписывается характерным, эмоционально окрашенным сюжетом в некий основополагающий московский текст: он встает в верхней точке Казанского спуска.

Этот московский текст есть сочинение связное и последовательное. Мы уже наблюдали, как он составил круг, единый цикл времяпровождения. Осенью в этом тексте мы читаем о прятках света и замене его покровско-казанской иллюминацией. Здесь же история о Казанском спуске (во тьму ноября, в войну), в верхней точке которого помещается Покровский собор как предмет света.

Вот и на схеме, которая рисует рост и убывание года, мы видим спуск: «дно» времени уже близко.

На этой схеме пункт Покрова обозначает переход Москвы в качественно новое состояние. Она осталась вне света, без света. Свет заменяют ей «москвоподобные» фигуры и предметы, подобные Покровскому собору.

*

Единство московского сюжета, связывающего, как в случае с собором Василия Блаженного, рельеф города и календаря, представляет еще один пластический закон Москвы.

Москва стремится собраться узлом или по многим местам многими узлами, «рифмами» пространства со временем. Место должно соответствовать календарю, проникнуто одинаковой с ним эмоцией, оно должно быть очеловечено, награждено именем.

Все должно соответствовать имени места и единому московскому сюжету: Москва, как сочинитель, тотальна.

Она подвигает своих авторов, архитекторов, художников или, скажем, поэтов, предпочитающих писать после Покрова, — к целостным, всесвязующим действиям. В ее тотальном произведении изображение должно быть одно и то же со словом, равно и с чувством, которое вызывает это слово. В результате Москва, видимая и невидимая, собирается нервными узлами, сгустками смысла, фокусами плоти — такова ее подвижная, ежесекундно замирающая узорчатая ткань.

Замечательно то, что она одновременно дробь и целое.

*

В Москве связь места и времени часто предстает воочию: так сложно и неслучайно лепится этот древний город. Здания-кораллы (те, что сохранились; оттого, что они редки, они тем более выглядят как фокусы и узлы московской ткани) — изъеденные временем, сбрасывающие шелуху штукатурки, они являют собой обломки истории, поочередно согревающие и леденящие душу.