Стряхнув оцепенение, пан Дышкевич, ротмистр и стражники бросились вперед, толкаясь и мешая друг другу. Сейчас каждый из них мечтал только об одном: первым добраться до горла «пана Анджея».

– Стоять!!!

Голос Вишневецкого прозвучал вовсе не громоподобно, но эффект был такой, будто в зале выпалили из пушки.

Мужчины, проскочив по инерции еще несколько шагов, замерли. Ненавистный чужак был совсем рядом, до него можно было уже дотянуться, но они не смели тронуть его без приказа господина.

Князь медленно поднялся с кресла. Он смотрел не отрываясь в глаза человека, только что позволившего себе невероятную, неслыханную дерзость. А тот точно так же смотрел в глаза Иеремии – внимательно, без тени страха, даже с некоторым вызовом.

В зале стояла мертвая, зловещая тишина. Даже ксендз Микульский умолк, почувствовав, что сейчас не время вовлекать Бога в сугубо земные дела.

– Оставьте нас наедине, панове! – негромко приказал Вишневецкий.

Поляки изумленно переглянулись, не веря своим ушам. Пан Дышкевич, похожий на человека, в одночасье похоронившего всех родных, буквально возопил:

– Ясновельможный, помилосердствуй, не подвергай опасности свою жизнь! Это же настоящий разбойник…

– Проше пана, – слегка повысил голос князь, – я не привык повторять дважды!

Все еще недоумевающие, сбитые с толку люди потянулись к дверям. Ротмистр, торопливо подобрав с пола отлетевшую саблю, поклонился князю и тоже попятился к выходу.

– Минутку, панове! – вдруг окликнул князь. – Запомните: о том, что произошло здесь, на ваших глазах, – Вишневецкий многозначительно дотронулся пальцем до горла, – больше никто не должен узнать! Все слышали? Никто! Если хоть одна живая душа, кроме присутствующих… Панове, вы знаете мой гнев. А выяснять, кто именно из вас развязал язык, я не стану. Вам все ясно? Вот и хорошо. Теперь идите.

Облик князя я представлял себе по актеру Анджею Северину, сыгравшему его роль в фильме «Огнем и мечом». Реальность оказалась куда скромнее. Вместо высокого статного мужчины с весьма фотогеничной внешностью в кресле, больше похожем на трон, сидел довольно щупленький, узкоплечий человек, которого при всем желании нельзя было назвать красивым. Худощавое лицо с острым подбородком и узкими, плотно сжатыми губами, желтоватая кожа, под глазами – набрякшие мешки (с печенью, что ли, проблемы?), черные волосы обильно засеребрились, а на макушке еще и изрядно поредели, открыв залысину… Да, не красавец, но и не урод. Если описать внешность одним словом, то «невзрачная» будет в самый раз. Зато глаза! Да, тут все ясно с первого взгляда – этот человек привык повелевать и вершить чужие судьбы.

Начальник стражи жестом велел мне остановиться примерно в семи-восьми шагах от Иеремии, а сам быстрым шагом преодолел это расстояние и развернулся, заняв место по правую руку князя. Рядом с ним встали два стражника, а остальная пара разместилась по левую руку… Э-э-э, ребятушки, вот это вы напрасно! Двум надо было остаться сзади меня, на всякий случай. Учить вас еще и учить… Если будет кому.

Откровенно говоря, взглянув на милую компанию, толпящуюся у княжеского кресла, я почувствовал, как моя уверенность в успехе, и без того не особо сильная, стремительно тает. Ну, прямо как последний снег на апрельском солнышке. Особо смущала духовная персона, которая уставилась на меня с неприкрытым ужасом и отвращением. Да и во взгляде пары мужичков в пышных одеждах (как потом оказалось, княжеских советников) особого расположения я не увидел. А вот желание кликнуть палача с подручными – было. И вполне недвусмысленное.

Блин, это же религиозные фанатики… Самая трудная публика!

Я лихорадочно обдумывал, как бы начать разговор, какие бы аргументы убедительнее подыскать, с раздражением и даже – чего уж там! – со страхом ощущая, как приготовленные заранее фразы либо вылетают из памяти, либо кажутся смешными и нелепыми… Была бы возможность снова перенестись в тот день, удирая со спасенной заложницей от головорезов Мансура – согласился бы без колебаний. Но что толку мечтать о несбыточном?

И тут заговорил сам князь:

– Ты хотел видеть меня, чтобы изложить нечто важное?..

Я внимательно вслушивался в его слова, мысленно прокручивая в голове все новые и новые варианты… К тому времени, когда он умолк, мне стало ясно, как надо действовать.