— Сюрприз удался, — буркнул я и, развернувшись на подъездной дорожке широким шагом напрравился к машине, которую не успел заглушить.
От осознания того, что Ксюша не вернулась домой, внутри начинался настоящий хаос. Где может быть эта пигалица? В общежитии? У подружек? Может, она поехала выхаживать и утешать этого лысого?!
Перед глазами живо представилась картина того, как Азаров обнимает или целует Ксюшу… От этого на душе стало так погано, что я даже ударил по рулю сжатым кулаком. Я этого лысого заставлю землю жрать, если он хоть пальцем тронет мою пигалицу!
Что делать? Думай, Морозов…
Найти девчонку и притащить домой за шкирку? Нет… Эти методы теперь не работают. Да и не хочу я снова вести себя, как вечно раздраженный, недотрахавшийся тиран…
Хочу, чтобы сама… Хотя бы дуться перестала…
Занятый разъедающими внутренности мыслями, я даже не сразу понял, что уже подъехал к общежитию. Обшарпанное пятиэтажное здание грязно-желтого цвета ночью выглядело еще более устрашающим, чем днем, а окна, горящие холодным светом, выглядели как пустые глазницы.
Нет, моей строптивой, но очень ранимой девочке здесь совсем не место. Ксюша должна жить в комфорте, пусть и просто как дочь моего сводного брата… А я, если нужно наступлю себе на горло… Во всяком случае попробую.
Скрипнув ржавой железной дверью, я шагнул внутрь и невольно поморщился от странного спертого запаха. Видимо, здесь давным-давно не делали проветривание…
Сидящая за покосившимся столом сухая старушка помнила меня с прошлого раза, поэтому быстро надвинула на нос очки с толстыми окулярами и нахмурилась:
— Время для посещений закончилось.
— Вот, — перед бабулей легла новенькая хрустящая купюра, но это совсем не помогло. Вахтерша упиралась и даже за довольно внушительную сумму отказывалась пустить меня внутрь, и только через десять минут, на четвертой по счету банкноте, наконец, сдалась:
— Ладно, идите… Знаю я таких родственников… Поиграют с девчонками и пропадают, а те потом беременные и брошенные ревут здесь белугами на всё общежитие…
Пропустив её болтовню мимо ушей, я почти бегом поднялся на третий этаж и постучал в хлипкую дверь. За стенкой сразу что-то загромыхало, зашуршало и заскрипело, но потом все звуки резко оборвались, и наступила полная тишина.
— Ксюша! Открой, пожалуйста! — всё мое терпение висело на тоненьком волоске, и больше всего на свете хотелось подпереть фанеру плечом, чтобы не дожидаясь приглашения, войти внутрь.
— Спокойно, Мороз, — бормотал я, — она там… Где же ей еще быть?
Но вдруг Ксюша всё же поехала к этому вечно падающему Азарову?! Приложив чуть больше усилий, чем нужно, я снова затарабанил по облупившейся деревянной поверхности:
— Оксана! Я знаю, что ты там! Нам нужно поговорить!
О, чудо! Дверь заскрипела, и изнутри показалось дико злое, но при этом самое красивое лицо на свете:
— Сколько раз я просила не называть меня Оксаной?