Медленно, потому что ей это стоило огромных усилий, она чуть повернулась и протянула ко мне руку, чтобы я сжала её в ответ.

Я взяла её ладонь в свою, стараясь не думать о том, какой слабой она стала. Её кожа казалась настолько тонкой, что я могла прочувствовать каждую косточку.

― Люблю… тебя, ― прошептала она.

― Я тоже тебя люблю, мам, ― горло сдавило от эмоций. Она почти не разговаривала. Для неё это было сложно и отнимало много сил.

Воспользовавшись тем, что я стояла за ней, я поморгала несколько раз, прогоняя лишнюю влагу, собравшуюся у нижнего ряда ресниц. Как только мне удалось взять себя в руки, я обошла маму и тепло улыбнулась ей.

И хотя она едва ли могла ответить тем же, её глаза лучились теплотой. Она скрывала от нас боль, насколько могла ― не хотела быть обузой для своей семьи.

Когда её тело начало отказывать, она не сказала ни единой душе. Иногда она роняла то книгу, то чашку и списывала это на свою неуклюжесть. Но со временем болезнь дошла до ног, и мама начала спотыкаться и падать. Когда она упала с лестницы и не сумела подняться, наши врачи обследовали её на предмет переломов. И обнаружили нечто похуже.

Они не верили, что она когда-нибудь поправится, сомневались в существовании лекарства. Мы даже не знали, что это было: проклятье из Разлома или просто болезнь. Она была единственная с таким недугом.

Я не могла избавиться от мысли: вдруг у реновийских врачей есть лекарство? Может, они уже сталкивались с чем-то подобным раньше. Может, у них были ресурсы, чтобы исследовать подобные случаи. Видят небеса, у нас такой возможности не было.

Мы просто пытались выжить.

Я села в кресло напротив, собираясь рассказать ей, как и каждое утро, о последних новостях. Ей всегда было интересно послушать, как поживают её утята, но было тяжело спрашивать об этом. Отчасти потому что слова давались с трудом… но, скорее, потому что ей было больно осознавать, что она больше не может принимать активное участие в нашей жизни.

― У Эдвина всё хорошо, ― начала я. ― Как всегда, просматривает отчёты. За последние несколько месяцев на юге сократилось число нападений тирейтов.

Она подняла свою чашку и постучала по ней, давая понять, что слышит меня. Мы обе понимали, что всё это ничего не значащая болтовня. Но я каждый день старалась отыскать хорошие новости, которыми можно было бы поделиться с ней, не омрачая наши встречи.

― Калверт всё лучше управляется с луком. Гарри говорит, что если он продолжит тренировки, то к шестнадцати годам будет стрелять лучше Риза, ― я усмехнулась. ― Он ждёт не дождётся возвращения Риза, чтобы сказать ему об этом.

Мама улыбнулась, подбадривая меня.

― С папой всё нормально… Он одержим идеей захватить Ренову, и это придаёт ему сил. Мы ещё не получали вестей от Риза с тех пор, как Триндон вернулся с пленником, но он должен вернуться через месяц или два. Я оставила большую часть свадебных хлопот служанкам ― они только рады.

Мамино лицо помрачнело, и я осознала свой промах. Конечно, она хотела бы участвовать в приготовлении к свадьбе старшего сына.

― Как только они подберут несколько вариантов, я обсужу их с тобой, ― быстро добавила я. ― Окончательное решение останется за тобой.

Слеза покатилась по её щеке, но мама кивнула, пытаясь выдавить улыбку.

Быстро моргнув, я отвела взгляд. Как можно было такое ляпнуть?