— Вы приняли тяжкий обет, государь.
— Может, я — полмужчины, — ответил Ярви, пытаясь всунуть меч обратно в ножны из овечьей кожи. — Но ничто не помешает мне принести целую клятву. По крайней мере, люди ее оценили.
— Эти люди — гетландцы, — произнес Хурик. — Они ценят дело.
— А по-моему, клятва хорошая. — Рядом стояла Исриун, соломенные волосы струились по ветру. — По правде королевская.
Неожиданно Ярви очень обрадовался тому, что она тут. Не было бы здесь больше никого, он смог бы снова ее поцеловать, и в этот раз уж, может быть, постарался б. Но ему осталось лишь улыбнуться и наполовину поднять свою половину руки в неловком прощании.
Встретятся снова — вот тогда и придет время целоваться.
— Государь. — Сегодня даже в глазах матери Гундринг, вечно сухих и в дождь, и в дым, кажется, стояли слезы. — Да ниспошлют вам боги доброй погоды, а главное, доброго оружия.
— Не беспокойтесь, служительница, — утешил он, — я ведь могу еще и не погибнуть.
Его родная мать не проронила и слезинки. Только затянула на нем плащ, поправила застежку и сказала:
— Веди себя как король. Говори как король. Сражайся как король.
— Я — король, — сказал он, чувствуя ложь, и сдавленно добавил, протолкнув сквозь горло: — Я сделаю все, и ты мною будешь горда, — хоть и представить не мог, что и как.
Уходя — мягкая дядина рука на плече указывала путь, — он оглянулся. Колонны солдат — змеи в высверках стали — спускались к воде. А мать схватила Хурика за кольчугу и притянула громадного силача к себе.
— Береги моего ребенка, Хурик, — услыхал он ее неровный, сиплый голос. — Кроме него, у меня ничего нет.
Затем, в сопровождении стражи, свиты и множества рабов Золотая королева двинулась в город. А ее сын отправился бесцветному восходу навстречу, к кораблям — лес мачт покачивался на фоне синюшных небес, — стараясь идти походкой отца, постоянно лезшего в драку, пускай колени Ярви подгибались, горло драло, глаза слезились, а в сердце гнездились тревожные сомнения.
До сих пор стоял запах дыма.
Отче Мир остался рыдать над пепелищем, и Матерь Война раскрыла свои железные объятия.
Мужская работа
Всякая волна, порожденная Матерью Морем, поднимала его, подталкивала, пузырила одежды — он ворочался и шевелился, будто пытался встать. Всякая волна, с шипением бегущая обратно, волочила тело назад и бросала на песке — в спутанные волосы, безжизненные, как комки водорослей на гальке, набивалась пена и ил.
Ярви таращился, гадая, кто он. Кем был. Парнем или мужчиной? Погиб ли на бегу или храбро сражаясь?
Какая теперь разница?