— Так что же он? Дальтоник, что ли?
— Не-ет… И вот когда он нарисует его синим, люди подойдут, посмотрят и согласятся.
— Ну да! Как это они согласятся? Да мне хоть сто раз скажи, что белое — черное, я ни за что не соглашусь… Ну, скажите пожалуйста, как это можно нарисовать черным карандашом белое?
— Запросто! — воскликнул Корнев. Он взял белый лист бумаги и нарисовал на нем квадрат. — Пожалуйста.
— Что это такое? — спросил Николай Иванович.
— Белый флаг, — пояснил Корнев. — Нарисованный черным карандашом… Хотите: платок, салфетка, все, что угодно.
— А ведь верно! — ухмыльнулся полковник. — Действительно художник видит мир особо… — но он не договорил. В окно заглянула Вера и сказала:
— Николай Иванович, вас к телефону… Горком.
Парторг поднялся и вышел.
— Что у тебя за страшилище была? — поинтересовалась Вера.
— Когда? — не понял Корнев.
— Ну, до обеда… В кирзовых сапогах.
— А, так… знакомая…
— Ну и знакомые же у тебя! — восхитилась Вера.
Следующее воскресенье было дождливым. За стеной магнитофон молчал, и Корнев подумал, что девушки отправились в город. Он встал. Было двенадцать часов дня. Попил чаю, подумал — чем бы заняться, вытащил саксофон и принялся играть. Он расхаживал по вагончику, играя и посматривая на пустой берег Камы. Будущее представлялось каким-то серым, словно этот дождливый день.
Наигравшись до мозоли на нижней губе, он принялся дорисовывать бригадира монтажников. Бригадир был, видимо, хитер и получался легко. Вдруг скрипнула дверь. Корнев обернулся и увидел Ольгу.
— Василий Петрович, идите с нами пить чай, — пригласила она.
— Да я уже… — сказал он.
— Индийский!
— Бегу! — обрадовался он не столько чаю, сколько возможности просто посидеть с кем-то, развеяться.