— Ну… не совсем. — Предполагалось, что я нагряну к ней, как ревнивый любовник, застрелю мужа — нет, все наоборот — и успею вернуться в пригород, чтобы встретить сына. Все за один день. — Должно быть, э-э, должно быть, мы что-то перепутали.
— Вы хотите подождать ее в офисе?
Я хотел застать ее на месте преступления. Но может быть, у нее в офисе найдутся какие-то улики… презерватив, беспечно брошенный в углу… Ладно, пусть не презерватив, но, например, запись в ежедневнике или какая-то вещь, сунутая в ящик стола. И я сказал Брайсу:
— Да, если позволите. Я немного подожду, а если она не вернется, оставлю ей записку.
— Хорошо, я вас провожу.
Я брел за Брайсом, и мы прошли по двум пересекающимся коридорам, некоторые двери в них были уютно приоткрыты, другие плотно заперты. Обстановка не особенно биотехнологическая — где же сотрудники в белых халатах? На одной приветливо открытой двери значилось «Макс Лидерман, директор по маркетингу», но, кажется, его там не было. Я поймал себя на мысли, что он тоже может быть кандидатом на роль любовника Джейн, если вы представляете, что мне лезло в голову. Мы остановились у дальней двери с табличкой «Джейн Эдж, вице-президент по маркетингу». Брайс негромко постучал и пропустил меня в кабинет.
Он тихо ушел, не до конца закрыв дверь, а я сосчитал до пятнадцати и поднялся, чтобы оглядеться, как бы восхищаясь видом. Подходя к окнам, я задумчиво провел рукой по столу, который на ощупь был таким же гладким, как и на вид. Я решил посидеть в ее кресле, которое оказалось и упругим, и удобным. Сидя за ее столом, я исподтишка стал разглядывать все, что на нем лежало. Листки для записок в основном исписаны энергичным почерком Джейн с доминирующими диагональными линиями. Многие были совершенно очевидны, например, «принести отчет по прод. на втор, совещ.» или «новый расч. изд. — > Макс?», хотя некоторые так и остались для меня невразумительными: что значит «2 @ 4 сесс.» или «деммкт/грп»? На листке, приклеенном к креслу, просто было написано: «Взять вещи из химчистки. Гипер @ 6». «Гипер» — так назывался фитнес-центр, в котором она занималась. Дело в том, что я нигде не нашел никаких записок вроде «назначить свид. с любовн. сег. после обеда». А еще меня тронули семейные снимки на краю стола, в том числе моя фотография десятилетней давности, где я позировал в плавках на песчаных дюнах мыса Код. Я и забыл, что когда-то так выглядел — и чувствовал себя. Заглянув под стол, я увидел такую рифленую деревянную штуку для массажа ног. Я представил, как она сидит за столом, такая важная сверху и босиком внизу. Говорит по телефону и ерзает ногами по массажеру — на такой Джейн я и женился.
А в столе? Я глубоко вдохнул, снова посмотрел на дверь и медленно выдвинул средний ящик. Там не было ничего особенного, в основном всякие канцелярские принадлежности и адресная книга, которая не рассказала мне ничего нового. В боковых ящиках было еще скучнее, хотя в одном нашелся подозрительно сдувшийся пакетик «Эм-энд-эмс».
Я знаю, когда пора признаться себе, что все оказалось бесполезно. Лучше всего удрать, хотя Брайс обязательно скажет ей, что я заходил, так что лучше оставить ей записку. Поскольку еще один желтый квадратик потеряется в бумажной стае таких же желтых квадратиков, я поискал у нее какой-нибудь использованный лист бумаги побольше. Нашел в корзине исписанный листок с фирменным бланком и стал составлять сообщение на обороте.
«Милая, у меня отменился прием, и я решил к тебе заглянуть. Извини, надо было позвонить заранее. В следующий раз, ладно? Увидимся дома, люблю,
Я уже хотел положить записку куда-нибудь на видное место, когда вдруг задумался об интонации. Не слишком примиренчески для настоящего мужика? На самом деле мне трудно было оставаться в образе настоящего мужика, даже еще труднее, чем когда я пытался всем угодить. И все же в целом записка звучала странновато. Нужно было выразиться яснее. Я опять полез в корзину за бумагой, вот тогда-то я и нашел два корешка от билетов в Музей современного искусства.
«Так-так», — заметил Мартин. «Настоящая девка», — сказал сами-знаете-кто.
— Ха! — сказал я вслух.
На билетах стояло вчерашнее число, когда Джейн, предположительно, находилась на работе. Я представил себе тайное свидание у сада скульптур, после которого они взяли такси до… не знаю куда, просто поехали на такси. Дорогой ко греху, вдали от светлых улиц… Еще один пункт в список: неверность.
Я тяжело плюхнулся в кресло Джейн, готовый написать совершенно другую записку. Я сочинил начало: «Черт возьми» — и дальше заявил, что она должна мне кое-что объяснить. Я написал, что буду сегодня в ее тренажерном зале. А поскольку я не полный ренегат, то приписал: «P.S. Я найду кого-нибудь посидеть с Алексом».
Конечно, придется организовывать няньку наспех. Но уже половина четвертого. К счастью, я знал телефоны наших девушек наизусть и позвонил Мэри Роренбах из «Старбакса» в одной улице от здания «Халдома». Надо и мне как-нибудь купить мобильный телефон. У Джейн их целых два.
К несчастью, Мэри в тот вечер была занята. Тогда я позвонил Стеффи Макхейл, и — вот чудеса! — у нее был свободный вечер. Я сказал, где найти запасной ключ от дома, который мы прятали в гараже, и что мы вернемся к девяти. Если бы она тоже не смогла приехать, не уверен, что бы я сделал, — может, поехал бы в Фэрчестер, забрал Алекса с продленки раньше времени, вернулся бы обратно в фитнес-центр и попробовал бы оставить его с тренером или кем-нибудь еще из персонала на время разговора с Джейн. По сравнению с современной организацией ухода за детьми армейские маневры кажутся пустяком. Не помню, чтобы мой отец так суетился из-за этого, возможно, потому, что оставлял все на усмотрение матери.
Короче говоря, когда я пристроил Алекса, у меня осталось еще несколько часов времени до свидания в «Гипере». Раз уж я сидел в «Старбаксе», я подошел к прилавку и заказал двойной эспрессо. Какое-то время я его неторопливо отхлебывал, но невозможно долго пить эспрессо. Вокруг меня были мужчины и женщины, они быстро глотали кофе и, ерзая на стульях, печатали что-то в своих лэптопах, болтали с друзьями или просто глядели в окно на Лексингтон-авеню. У большинства посетителей был такой вид, будто они пришли надолго: одна женщина сосредоточенно погрузилась в толстенную «Войну и мир» в бумажной обложке. Примерно до шести часов я никуда не торопился. Поэтому я вернулся к прилавку и на этот раз заказал большую кружку кофе «Суматра» — пол-литра варева в виде жидкой смолы, — которую осторожно донес до кресла, где застолбил себе участок.
В своем поспешном набеге в город я все-таки захватил с собой черную нейлоновую сумку, которой пользуюсь вместо портфеля. У меня лежали там ручка и блокнот, кое-какие записи о пациентах, пакетик с соленым арахисом и еще несколько вещичек на всякий пожарный случай, в том числе крошечный галогенный фонарик и недочитанная «Сестра Керри», которая полгода назад в аэропорту во время двухчасовой задержки рейса оказалась для меня истинным Божьим даром — хотя с тех пор я к ней не притрагивался. К счастью, еще я сунул в сумку пачку бумаги, которую на днях прислал мне Джерри, черновик его последней главы о пригородном стрессе. «Хотел бы узнать твое мнение», — написал он на первой странице. Я отхлебнул «Суматру» и стал читать.
Я закашлялся и выплюнул кофе на первую страницу Джерриного труда. В заголовке стояло: «Романы в пригороде». Господи, неужели все разбираются в этой теме, кроме меня? Я промокнул рукопись бумажной салфеткой, но зловещее коричневое пятно осталось, так что я стал читать вокруг. «Мотивы, по которым заводят романы, очевидны: монотонная жизнь, желание свободы, жгучее любопытство — но всегда, всегда отчуждение от супруга. Жизнь в пригороде усугубляет проблему отчужденности, поскольку пригород сам по себе отчужден: люди живут не там, где работают, и безопасное, но тесное окружение наводит их на мысль о том, что неплохо было бы оказаться где-то в другом месте, может быть, с кем-то другим». Там было очень много рассуждений в подобном духе, пересыпанных красочными историями из реальной жизни. Одну из них, о женщине, которая все бросила ради садовника-мексиканца, я нашел несколько притянутой за уши, но в других была доля невеселой правды. Я сделал еще глоток кофе, допитого почти до донышка. Подняв глаза, я встретился взглядом с женщиной в кашемировой кофте, которая писала что-то в записной книжке. Или уже не писала. Теперь ее взгляд бродил по кафе, как будто она обдумывает, не завести ли ей роман.