— Нет, — прямо сказал я.

— Я тоже, — торжественно признался он. — И я думаю, что уйма народу будет разочарована.

Я считал, что он оказывает на Алекса положительное влияние. В последнее время он пропустил много занятий в школе — болел чем-то затяжным.

Мой чай превратился в лед. Я посмотрел на часы. Как сказал бы Алекс несколько лет назад, маленькая стрелка на десяти, а большая почти на двенадцати. Сейчас он в школе, наверное, зевает на какой-нибудь арифметике. У меня был перерыв между клиентами, полчаса, которые я не нашел чем заполнить. Но пора было уже возвращаться в кабинет.

Я, как обычно, срезал и прошел через гараж. Мои клиенты приходят по мощенной плитами дорожке, которая идет вдоль дома под прикрытием кустов. Таким образом, мы никак не можем встретиться, помимо сеансов, и это на самом деле важнее, чем вы можете подумать. Представьте себе, как бы оторопела пациентка Фрейда Дора, если бы увидела, как добрый доктор в неглиже жует холодную rindfleisch[4]. Для дополнительной изоляции я поставил в кабинете традиционную двойную дверь, хотя иногда мне слышно, как Алекс играет в подвале с электрической железной дорогой.

На десять часов у меня было назначено пациентке… назовем ее Р. Тридцать с небольшим лет, говорит правильно, но с оттенком грусти, как будто жалеет, что ей пришлось говорить даже такие слова, как «привет» и «да». Ровно в назначенный срок я появился из моего святилища и пригласил ее внутрь. К кабинету примыкала приемная размером с ванную комнату, где я поставил два плетеных стула и низкий столик с «Нью-Йоркер», «Харперс базар» и «Тайм».

— Доброе утро. — Я улыбнулся докторской улыбкой, ободряющей, но ни к чему не обязывающей.

— Пожалуй, — выговорила она.

Р. не была некрасива, хотя из-за депрессии у многих людей во внешности появляется что-то мышиное. Возможно, когда-то у нее было чувство юмора, но если и было, то его давно уже погребли под собой многие слои уныния. В зависимости от того, что для вас важнее, ее лучшим качеством был либо ее аналитический ум, либо рыжие волосы длиной до плеч, которые она распускала, когда чувствовала себя свободно, или закалывала библиотекарским пучком, когда нервничала, как это бывало в большинстве случаев.

Она работала корпоративным библиотекарем и была три года замужем за человеком, который зарабатывал на жизнь продажей облигаций. У них не было ни детей, ни вообще чего-то особенно общего. Постепенно их дом погрузился в извращенное гробовое молчание. Список недостатков мужа включал обычные мужские качества от невнимания до вульгарных привычек, например, он рыгал невпопад.

Сегодня она была в вышитой белой блузке и расклешенной юбке и вошла с таким видом, будто готова согласиться, если ее убедят, что она в хорошем настроении. Но одежда может обманывать (вы всегда надеваете одежду ярких цветов, когда счастливы или чтобы взбодриться?), и, как только Р. села в кресло, стоявшее чуть наискось к моему, она принялась жаловаться на мужа.

— Я знаю, что не надо обращать внимание на мелочи, но Дуайт опять не опустил сиденье на унитазе. Я чуть не провалилась в него, когда встала среди ночи в туалет.

Я позволил себе по-настоящему улыбнуться.

— Вы считаете, он сделал это нарочно?

— Не знаю… скорее всего… может быть. — Она нагнулась вперед, ее руки схватили воздух. — Но мы столько ругались из-за этого.

— Что он сказал?

— Сказал, чтобы я заткнулась.

— А вы?

— А я послала его к черту. — Она сжала губы в тонкую линию. — На этом и закончили.

— Хм. — Я откинулся назад, как будто искал объяснение. — А что, если вам относиться к этому проще?