Глава 5

Женщины бангки увели Сашу в укрепление, в свою комнату, дали какой-то горьковатый зеленый отвар, с которого быстро потянуло в сон. Мураша затянула протяжное «АААААронууум», покачивалась вперед-назад и повторяла и повторяла эту фразу, Хала поглаживала Сашину руку и, осторожно прикоснувшись к голове, провела по Сашиным волосам. Понимая всё происходящее, обе женщины выглядели спокойно, смиренно, давно приняв все особенности этого мира. У них не было слов утешения, они не будут кричать и возмущаться, они со всем смирились. Эта странная покорность совсем уж дикой перспективе оказаться закуской для мориспен или драконов очаровывала, успокаивала и одновременно вызывала отвращение. Почему вы молчите? Почему не бьетесь за свои жизни?! Неужели со всем можно смириться? Смерть подползла к Сашиным ногам, смерть с трупным запахом и хрустом костей ломающихся в огромной драконьей челюсти усмехалась в своем превосходстве. Страх надежно втерся в кожу и голову бангки и теперь заглянул безумным взглядом в глаза вчерашней московской школьницы животным вызовом: – а что ты будешь делать?

В такой компании сон явился спасителем и утешителем, быстро и незаметно наркозом «выключил» Сашу, чтобы окунуть в густой омут снов с появляющейся из черной почвы головой дракона и армией мориспен, штурмующей крепость. Крепость – единственный островок безопасности для человечества в этом темном мирке. Крепость нужно защищать любой ценой! С этой живительной мыслью она и проснулась. Голова просветлела, появились силы действовать. В спальне в каменной чаше единственным светильником тлел и тихо потрескивал торф, за окном стемнело, скрестив руки в уголке спала Мураша. Вокруг нее валялись «рабочие инструменты» целительницы: обгоревшие травы, две каменные кружки с успокоительным настоем, вязаные из старых тряпок и цветных камней амулеты. Выпив полную чашу воды, Саша потерла глаза, потянулась и обратила внимание на сложенные на столе вещи, которых раньше не видела. Новенькие широкие брюки с шарфом, который завязывался на боку и водолазка. Ткань пахнет новизной и дорогими духами. Вещи сшиты из темно-серой, вестнической ткани без серебряных нашивок. У кого есть эти нашивки – того драконы не едят, у кого нашивок нет – увы. У двери стояли женские сапоги на широком, низком каблуке.

Надевая подарки, Саша решила, что ей не будет стыдно за сказанные в порыве слова. Потому что в обычное время она вполне себе уравновешенный человек, без закидонов и странностей. Просто не каждый день сталкиваешься с драконами и людоедами, вот нервы чуток и сдали. А нервы сдают только перед хорошими, спокойными людьми, потому что устраивать скандалы перед плохими людьми никто не рискнет – себе дороже. Такой вот маленький минус.

– Мураша! Мууураша! – позвала Саша, закончив одеваться. Поблизости не было зеркала, чтобы оценить наряд и впервые в жизни Сашу не очень-то и волновало, как будет смотреться на ней новая одежда. Главное, по возможности не выделяться среди людей.

Целительница просто открыла глаза, без всяких потягиваний и заспанного взгляда. Просто открыла и осознанно взглянула на Сашу, не проявив никого внимания к ее новой одежде.

– Пойдем к людям, – сказала Саша, и вот тут в глазах целительницы промелькнуло удивление.

– Пойдем, – твердо велела Саша, открыла дверь и кивнула в сторону выхода. Слабое сопротивление было быстро сломлена, эта женщина не привыкла спорить. В коридорах было привычно пусто, бангки собрались в комнате напротив госпиталя и тихо что-то напевали. В самом госпитале было пусто. Саша не могла сказать сколько бангки жило на этом уровне. Прошло слишком мало времени, чтобы сделать вывод. Многие бангки жили в дальних комнатах, тихо спускались за едой или украдкой спускались выполнить порученную работу, создавалось впечатление, что они жили в постоянном молчании и лишь изредка приходили за порцией общения к госпиталю. Беспрепятственно пройдя знакомым путем до террас Саша с покорной спутницей вышли прямиком в поздние-поздние сумерки. Вечер в Горыянцы. Два светящихся золотыми лунами спутника и множество мелких, которые видны серыми и розовыми лентами на небе с множеством едва светящихся звездочек. Распахнутое небо сияло. Оно было умопомрачительно-прекрасным, до слез восхищения и, задирая голову вверх, Саша подумала: как могло случиться, чтобы под таким красивым небом происходили такие ужасные вещи. Нет, преступления совершаются под самыми красивыми небесами! А не где-то там… в Мордоре и с этим надо что-то делать.

Мураша поежилась от вечерней свежести, согнулась и аккуратно потерла плечи, чтобы согреться. Внизу горели торфяные костры и на незнакомом языке люди не складно горланили песни со множеством слов. Спускаясь не спеша Саша зорко всматривалась в людей. Интересно, какие они. Одеты чуть лучше бангки: женщины прикрывают грудь, некоторые носят нечто наподобие просторного платья до колен, мужчины одеты в брюки – в Москве бы сказали: это легкие, летние брюки длиной семь восьмых невнятно серого цвета, местами застиранные, местами порванные. Рубашки широкие и очень похоже на то, что это и есть женские платья. При нехватке ткани выбирать не приходится: шьют просторное и до колен, а потом кому что досталось то и носят. А вот обувь у всех исправная, вестническая. С материалом для обуви проблем нет. Изо рта вылетал пар. Температура возле укрепления по сравнению с дневной сильно упала, по ощущениям Саши можно говорить о минус пяти – десяти, поэтому пришлось прибавить скорости.

На первом уровне в каменных чашах горела смесь из торфа и древесины. От этой смеси тепла было больше, чем просто от торфа, но дымило по-черному и пахло гарью. Возле чаш ловили тепло не меньше сотни человек. Четыре мужских голоса отрывисто и зло, на разный лад горланили разные песни, ничуть не смущаясь музыкального разнобоя. Слышался отрывистый смех, больше похожий на пошлое улюлюкание. Смех резко обрывался, испугавшись своей смелости, и затихал молчанием, или тихим разговором. Возле первой чаши одиноко стояла полуголая женщина со стеклянным взглядом, ее щеки были изрезаны шрамами. Молодая и хорошенькая от природы, чуть старше самой Саши она тупо смотрела на лестницу ничего не отражающими глазами. Сзади на костылях подошел одноногий мужчина с залысиной и крысиным лицом и, счастливо улыбнувшись, принялся мять ей грудь. Саша не знала, как реагировать и решила пока просто пойти дальше. Под ногами валялись остатки еды: пережеванные кусочки мяса, чешуйки от вкусной шишки, крошки, какой-то сладкий разлитый напиток, которому прилипала подошва сапог, остатки супа, прокопченная шкура червяков и зеленая кожура сильно смахивавшая на мандариновую. Возле следующей чаши стояло восемь мужчин разной степени искалеченности и завидев Мурашу они стали выбрасывать ту самую мандариновую кожуру и кричать:

– Арааааитиа!

– Арааааитиа!

Арааааитиа!

Вдруг коротышка с оттопыренными ушами и носом-картошкой принялся бешено скакать вокруг чаши. Остальные подбадривали его и скалились. Возле следующих чаш на целительницу и Сашу обернулись и отвернулись, сделав вид, что не заметили и тоже бросали подальше кожуру. С этого места было видно, как позади, к лестнице прислонился мужчины с обрубкой вместо левой руки, на коленях перед ним стояла женщина с нечесаной копной каштановых волос и ублажала его орально. В возбуждении он держал женщину за волосы и судорожно буравил ее рот. Когда Саша обернулась, чтобы идти дальше наткнулась на справляющего тут же малую нужду одноглазого долговязого местного обитателя. Заметив спутниц, он приветливо пернул и остался доволен своей шуткой.

– Да они все пьяны, – догадалась Саша. Вот что это за кожура? В ней содержится что-то растительное и опьяняющее! Они откидывают кожуру, потому что им запрещено это употреблять, а черный дым нужен, чтобы скрыть нарушение запрета. В основном здесь были мужчины. Пройдя еще несколько чаш, они почти вышли из черного, едкого тумана, как Мураша вполне миролюбиво сказала: – Нельзя. Запрет, – и кивнула на кожуру и сделала пару шагов, как кто-то сзади ударил ее кулаком по голове и быстро убежал. Основной приметой негодяя было наличие обоих ног и рук. Жестокость взвилась, жестокость потребовала продолжения. Мурашу стали окружать, кричали, успели толкнуть, как Саша закрыла ее спиной и громко и уверенно сказала: – Тииихо. Тихо. Все хорошо. Спокойно, спокойно. Веселитесь дальше.

Тощий юнец со взглядом «мне все безразлично, делаю, что хочу» было выступил вперед, как нетерпящим возражения, железным голосом Саша приказал: – Назад! – и тот послушался. Чтобы выплеснуть злость и разочарованию от неудавшейся расправы он опрокинул чашу и принялся орать. Просто ужасно, страшно орать. Однажды мама сказала, что у Саши мужская реакция (как что хорошее так сразу мужское). В обычной жизни она не проявляла каких-то особых качеств, но в критической ситуации быстро принимала верные решения. Критических ситуаций было немного: в пятилетнем возрасте вытащила из озера тонущего двоюродного брата и совсем недавно во дворе на Сашу кинулись две собаки. Без лишних эмоций Саша бросила в них сумку, подобрала большую палку и сама пошла в наступление. Собаки предпочли спасаться бегством, а из дома в одном халате выбежала бледная мама. Спрашивается, чем она могла помочь? Надо было хоть скалку прихватить.

Тощий юнец продолжал отвратительно орать. Саша обвела холодным взглядом десяток стоящих полукругом мужчин. Физическое преимущество было на их стороне и дело не только в количестве. Эти люди привыкли выживать, драться, вся их жизнь сплошное насилие. Пусть худые, но жилистые. Ударить живого человека, причинить боль, изнасиловать, украсть – норма жизни. Такое понятно без слов, исходящая от них угроза пробьется через закрытые двери и человек с самой минимальной интуицией поймет – дело дрянь. Кроме физического превосходства есть и внутреннее превосходство, некоторые называют это душевным превосходством, эмоциональным, интеллектуальным каким угодно только не физическим. Саша жутко рассердилась, вздернула подбородок и процедила:

– Пошли вон. Назад!