— Марина, врать не надо, ни мне, ни себе. Хочешь войны — воюй, мне ты неинтересна, — устало сказал я, так как, это общение уже утомило меня.
— Иванова, а что ты к парню пристаёшь? Не надо было раньше с ним ссориться, — услышали мы вдруг голос ещё одной участницы конкурса, тоже представляющей наш горком ВЛКСМ.
Это была Вера Игнатьевна Мыскина, та самая, которая стучала на нас электрику о том, что мы используем электроприборы, не разрешённые в помещении. Но после того случая мы с ней подружились как-то и постоянно здоровались друг с другом. Дверь её кабинета была напротив нашей и занималась она промышленностью. Вера тоже была в числе четверки участниц от горкома ВЛКСМ в финале, но дальше не прошла. Мне сейчас стыдно немного — мог бы баллы на отборке повыше ей поставить. Тем более, её муж бросил с ребенком, она, вроде как, разводится сейчас. Симпатичная деваха, правда вот-вот выйдет из комсомольского возраста.
— Я не пристаю! Так нечестно! — возмутилась Марина.
— А то ты всегда честно поступаешь? Кто подговорил Комлева похабные картинки подсунуть художницам для оформления домов? — сдала коллегу Мыскина.
— Это он сам! — покраснела Марина, по-прежнему держа меня за рукав пиджака.
Я, с трудом вырвав рукав, отправился в раздевалку. Вере я кивнул и улыбнулся. Бог с ним, с финалом, завтра торт куплю — угощу. Или конфет? Пусть ребенку отнесет.
Спорткомплекс тем отличался от Большого концертного зала, что зрительские трибуны были со всех сторон. Пришлось поломать голову как организовать все, сцену мы сделали, как и выход из-под трибунных помещений на неё, а билеты решили продавать не на все сектора, хотя желающие посмотреть конкурс с тыла участниц нашлись бы. Зал уже был заполнен зрителями, их шум был слышен даже под трибунами. У входа в раздевалку девушек стояли два вахтера, ясное дело — никто не должен мешать девчонкам. Дверь открылась, и я увидел Людмилку среди кучки девушек, им давала последние наставления Михалкова. Махнув рукой подруге, вызываю её в коридор, чтобы уединиться в тупичке.
— Твоих встретил, посадил куда надо. И — поздравляю тебя с призом «Зрительских симпатий», вчера решили не затягивать и признать тебя победительницей. Тысяча семь голосов получила из двух тысяч возможных!
— Ура! — крикнула подружка и попыталась обнять меня.
Не дал — мало ли, увидит кто.
— Так что — сегодня празднуем! — торжественно произнес я, раздумывая, где бы взять деньги на цветы подружке?
— А что за приз будет? — подпрыгивая на месте, спросила девушка.
— А вот не знаю, не интересовался, — честно признался я.
— Ну, То-о-оля! — разочарованно протянула девушка.
— Ладно, потом узнаешь, а мне в жюри пора, — говорю я, ругая себя за нелюбопытство.
Расстаемся. Начало конкурса уже через десять минут, и я спешу на свое рабочее место. Следом за мной идёт Михалкова. Ах да, сегодня в жюри она будет с нами — бюро расширило жюри до десяти человек. В состав жюри дополнительно вошли, кроме неё, ещё и спортсменка-гимнастка, колоритный дядя армянской наружности из горкома КПСС (вроде как, за идеологию там отвечает), Егор (вот неожиданность!) — тот самый безрукий комсомолец, воин-афганец и глава комсомольской организации «Красмаша», и скромная студентка КГУ — чья-то дочка, звать, вроде, Машей. Сегодня каждой участнице будут выставлены три оценки — за творческий конкурс, чтение отрывка из произведений советских писателей и дефиле.
— Ну, вот как вы могли пропустить, Виктор Петрович? — выговаривала Астафьеву спортсменка, молодая женщина лет тридцати, Ольга Михайловна, как я вспомнил, её зовут.
— Вот, Толя подошёл, сейчас у него спросим, — обрадовался отчитываемый (пока непонятно за что) Виктор Петрович моему приходу.
— Анатолий! Что будем делать? — патетически вопрошала спортсменка.