Девушка кивнула и вполголоса добавила:

– Мне тоже жаль, что нам обоим пришлось оказаться в подобной ситуации.

– Так значит, в действительности вы не сбегали с этим узколицым субъектом? – осведомился Джилс. Наверное, не стоило ему задавать этот вопрос.

– Вот уж действительно – узколицый… – Одрина презрительно фыркнула. – Нет, я с ним не сбегала. Я вообще не желала с ним общаться. – И она принялась рассказывать о настойке опия, о своей служанке (разумеется, у нее имелась собственная служанка), а также о том, как очнулась уже в карете, как получила очередную дозу опия и…

В конце концов Джилс поднял руку и пробормотал:

– Стоп-стоп, довольно… Мне необязательно все это выслушивать. Лучше расскажите об этом своему отцу, а я тем временем буду сидеть у камина, вкушая ужин и подсушивая сапоги.

– Но вы ведь мне верите? – осведомилась леди Одрина, вскинув подбородок, и сейчас она была очень похожа на своего отца.

Уклоняясь от прямого ответа, Джилс заметил:

– Ваш отец уверен, что вы сбежали.

– В самом деле?.. – Она приподняла брови. – Скажите, сэр, а ваш родитель всегда бывает объективен по отношению к вам?

Джилс невольно вздохнул и честно ответил:

– Нет, не всегда.

– В таком случае не стоит слишком уж серьезно относиться к родительской точке зрения, не так ли?

«Надо же, какая своенравная!» – мысленно воскликнул Джилс. А ведь эта девушка находилась совсем не там, где ей положено было находиться. Впрочем, и его самого отделял сейчас от родного дома целый океан. Что же касается его нынешних помыслов и устремлений, то они были столь же далеки от реальности, как опиумные галлюцинации…

Девушка стояла под настенным канделябром, и Джилс, шагнув к ней, заметил некоторое напряжение на ее лице. У нее были темно-зеленые глаза, в которых угадывалась настороженность, а пухлые губки едва заметно подрагивали. Каждая черточка ее лица выражала аристократическую гордость, но было и что-то еще… Может, стыд, смущение? Да, возможно. И еще казалось, что она чувствовала себя обманутой и преданной… В общем, выражение ее лица было отнюдь не безмятежным.

Невольно смутившись, Джилс отступил на шаг и пробормотал:

– Я верю вам, миледи. Мне очень жаль… – Разумеется, эти его слова являлись не столько извинением, сколько выражением сочувствия, и Джилс, подумав об этом, мысленно усмехнулся – его отец был бы доволен проявлением подобной учтивости со стороны своего старшего отпрыска.

Тут он снова протянул руку, указывая верное направление, и они двинулись в сторону гостиной – изначально отведенной им, Резерфордам, но в данный момент являвшейся мини-владением графа Аллингема.