Бывают моменты, когда человеку, наделенному обычным природным любопытством, поведение инспектора Аддингтона Писа кажется чрезвычайно несносным.

Мы молча зашагали по аллее. Автомобиль уже стоял перед крыльцом, шофер, розовощекий юноша, околачивался возле него. Пис вежливо поздоровался с ним и тут же пустился в рассуждения о грязи на дорогах и опасностях скольжения.

— Неужели нет средства избежать таких случаев? Говорят, будто есть такое изобретение, которое им препятствует, — что-то вроде тонких цепей, надеваемых на шины. Это прекрасно!

— Это наилучшее средство, сэр, — сказал парень. — Мистер Балстрод иногда их применяет на своем моторе.

— Ага, значит, этот автомобиль принадлежит мистеру Анструтеру Балстроду?

— Да, сэр. Он приходится братом здешнему несчастному джентльмену.

— Сейчас-то дороги совсем сухие, — продолжал Пис, — а вот если бы вам потребовалось выехать сегодня утром…

— Так мистер Балстрод и воспользовался цепями нынче утром, — перебил его шофер. — Он ездил без меня, но, когда вернулся, сказал, что они очень пригодились, потому как дороги были плохи.

— Ага, а после полудня мистер Балстрод, значит, решил, что все высохло и можно обойтись без них?

— Да. Он велел мне снять их. И…

— Приятно видеть, что полиция проявляет интерес к моторному спорту, — раздался высокий, пронзительный голос позади нас. — А у меня сложилось впечатление — ложное, как я теперь вижу, — будто вы непримиримо враждебны к нему.

Анструтер Балстрод — а это, несомненно, был именно он — представлял собою нечто вроде усохшей желтой оболочки человека. Годы, проведенные под солнцем Индии, высосали английскую кровь из его вен и окрасили щеки в тусклый цвет обожженной глины. Он стоял на ступеньке крыльца, заложив руки за спину, и его маленькие, словно пара черных бусин, глазки уставились на инспектора с выражением крайнего неудовольствия. Рот под щетинистыми усами искривила злая гримаса, свидетельствуя о том, что бедняга полковник был не единственным членом семейства Балстрод, страдающим буйным нравом. За его плечом я разглядел бледное лицо мисс Шеррик, наблюдавшей за нами. Теперь она вышла из тени, сочтя нужным объяснить ситуацию.

— Дядя, это инспектор Пис, — сказала она нервно.

— Я понял, моя дорогая, понял. Неужели ты думаешь, что я не сумею распознать сыщика с первого взгляда? Итак, инспектор, вы уже изловили нужную добычу, верно?

— Если вы соизволите пройти в библиотеку, мистер Балстрод, я отвечу на все вопросы, как смогу.

Шел девятый час, и приятные сумерки долгого летнего вечера уже сгущались в более плотные тени. Старый дом не был оборудован газовым освещением, но мисс Шеррик распорядилась принести керосиновые лампы. Все мы расселись у большого камина, кроме Писа, который ступил на каминный коврик, заслонив цветы, украшающие пустой очаг. Абажур лампы рассеивал свет, и наши лица виднелись как в тумане. В воздухе чувствовалось напряжение, смутная тревога, и я сидел в своем кресле, выпрямившись, нервный и настороженный.

— Ну что же, инспектор, — повторил мистер Балстрод, — что вы имеете нам сообщить?

Пис молча подошел к лампе и положил рядом с ней обломок копья длиной в четыре дюйма, с нефритовым наконечником, уже отчищенным и натертым до блеска.

— Вы узнаете эту вещь, мисс Шеррик?

Девушка склонилась над уликой спокойно: ведь она не знала, какую роль сыграло копье в этой мрачной трагедии.