— А ты ушла, — бросает безжизненно.
— Прости, — прижимаюсь к нему снова. Мне нужно его тепло, но Саша холоден.
— Это не отменит самолёт, — каждое его слово ранит, словно острый лёд.
— А что отменит? — Бурчу себе под нос. Он имеет право злиться на меня. Пусть дуется, но не бросает. Месяца без него было достаточно, чтобы разобраться в себе. Я не хочу его терять.
Алекс встаёт вместе со мной и идёт к дивану. Падает на него и устраивает меня на своих коленях, чтобы мы смотрели друг на друга. Платье, то самое, синее на кнопочках, задирается и становятся видны кружевные резинки чулок.
— Да, так определённо лучше, — он проводит горячими пальцами по черному кружеву, а я смотрю на его руку.
Осторожно, словно исследуя новую территорию запускает руки под платье. Гладит бедра. Расплавляюсь от простого ощущения его ладоней на моей коже. Я скучала по его прикосновениям. Расстёгивает снизу одну пуговку. Вторую. Третью. Мне жутко хочется освободиться от платья, но он не даёт это сделать самой. Убирает мои руки назад.
— Вот так, — заставляет опереться ладонями в его колени. — Теперь я могу и смотреть, и трогать, — действительно, в этой позе я словно натянутая струна.
Чёрные омуты глаз поглощают и растворяют в себе любые протесты. Просто подставляю своё тело, чтобы ещё ярче ощутить его прикосновения. Кнопка за кнопкой и вот уже синяя ткань летит на пол, а меня Алекс заставляет принять ту же позу.
Проводит горячими пальцами по кружевной кайме на груди. Очерчивает соски. И опускает с плеч лямочки лифчика. Обеими руками мягко сжимает грудь. Плавным движением спускается к талии и жёстко с силой прижимает мои бёдра к своим. Контрастные ощущения заставляют поскуливать от удовольствия. Делаю недвусмысленные движения вперёд и назад, но Саша останавливает.
— Ты же не думала, что твоё «прости» решит всё? — Что? Выпрямляюсь и открываю рот для возмущения, а он просто закрывает его пальцем. — Руки на место, — в голове и мысли нет о том, чтобы не подчиниться, и я ставлю свои ладони обратно ему на колени. — Так лучше, да. Так я не хочу говорить гадости и спрашивать всякие глупости вроде «почему ты поверила ему, а не мне?» — Оттягивает резинку у трусиков и отпускает. Ау! Это не больно, но неприятно. — Так почему?
— Не знаю. Я… — Локти подкашиваются от того, что он большим пальцем описывает круги около клитора, а затем давит ровно на чувствительную горошинку. Подставляет вторую руку мне под спину, чтобы не упала.
— Руки, — снова командует и я послушно вытягиваюсь по струнке. Продолжает гладить моё тело. Не могу сдержаться — дрожу и подаюсь вперёд. Знаю, что так нельзя, но трусики уже давно промокли, а его слишком острые прикосновения не дают того, что хочу. Разговаривать не разрешает. Приходится просить так, как получается. — Хорошая, послушная девочка, зачем ты пришла?
— Помириться, — из последних сил выдыхаю я.
— Не-е-е-ет. Мириться я с тобой не собираюсь. Мы не ссорились, ты просто сбежала и очень хотела сделать мне больно той запиской. Признаюсь, у тебя получилось, — подхватывает за шею и тянет на себя.
Не успеваю опомниться, как мои губы обжигают поцелуем. Твёрдый. Решительный. Непоколебимый, словно скала, он намеренно делает больно своими размашистыми движениями. Опускается к шее и жалит губами так, словно ставит на мне клеймо. Щетина колется нещадно, но я терплю.
— Руки, — снова вытягиваюсь перед ним. Он приподнимается, чтобы устроиться поудобнее, и я подстраиваюсь под него.
Нежно опускает кружево бюстгальтера под грудь и целует соски. Так хочется снять и эту тряпочку, ёрзаю в попытке освободиться. Получаю какой-то непередаваемый рык, замираю и вздрагиваю от того, что Алекс сдвигает трусики вбок. Приставляет головку члена к влагалищу и медленно входит.
Это пытка. Каждый раз я готова убить его за медлительность, а он упивается своей властью над моим телом. Резко подаюсь вперёд. Тоже могу быть вредной и непослушной. Шипит, и я продолжаю сама двигаться на нём.
Наполняюсь им снова и снова. Это безумие. Он — мой. Мы слишком сильно совпадаем, чтобы находиться отдельно друг от друга.