— Так видели или нет? — уточнил Томми. — Я так и не понял.
— Видела. Но не его, должно быть, — очень странно ответила женщина, затем вдруг уперла в землю метлу, облокотилась на нее и, прищурившись, посмотрела на Томми. — А вот тебе, маленький Кэндл, вместо того чтобы шляться неизвестно где и заниматься не пойми чем в компании подозрительных личностей, не пора ли уже быть дома и читать свои перевернутые кверху ногами книжки?
— Что-что? Книжки? — Томми опешил от такого поворота в разговоре. Она назвала его «Кэндл»? Откуда она его знает? Кто она вообще такая, эта мисс Брум? И еще кое-что… — Откуда вы знаете про Виктора?
Виктор… Старший брат Томми жил в Лондоне и работал — страшно сказать кем! — репортером! Мама всегда произносила это слово с нескрываемым презрением, будто оно было не менее ругательным, чем, например, лоботряс, лжец или ничтожество. Впрочем, зачастую она могла наградить своего старшего сына и гораздо более обидными словами. А тетушка Мэг и вовсе говорила, что Виктор — сама неблагодарность, поскольку за все эти годы он ни разу их не навестил.
Брат покинул дом так давно, что Томми даже не помнил его лица (все фотографии Виктора мама порвала или сожгла). Но кое-что Томми все же помнил: Виктор был высоким, носил клетчатые штаны и длинный шарф. Он давал Томми конфеты, когда мама или тетки не видели, и шутил о котах, которые спотыкаются на лестницах. А еще у него была очень красивая и очень печальная подруга — Саша. Мама запрещала ему с ней видеться. Томми помнил, что Саша сирота и что от нее пахло шоколадом и сладкими пряностями, потому что она работала в кондитерской. Томми казалось странным, что он всегда вспоминает Сашу, когда думает о Викторе, как будто она неотъемлемая часть его брата.
Но было еще кое-что. То, что Томми не смог бы забыть, даже если бы захотел. Виктор всегда читал книжки кверху ногами — водилась за ним такая странная привычка. Вот только откуда об этом знать какой-то дворничихе?
Мисс Брум уже, казалось, позабыла о его присутствии и вновь принялась мести. Ее движения стали суматошными и нервными. То она взмахивала метлой с каким-то недюжинным ожесточением, то мела еле-еле, лениво, будто засыпая. После чего все повторялось.
— Никогда не ходите по метле, — приговаривала она себе под нос. — Никогда не метите, если в доме — мертвец…
— Откуда вы знаете про Виктора? — повторил вопрос Томми.
— О! Я много чего знаю… И я знаю твою маму — она не слишком была бы рада узнать, что ты бродишь по парку вместо того, чтобы ехать домой в автобусе с прочими детьми. Кыш, кыш! Пошел прочь! — Мисс Брум разогнулась и принялась прогонять его, точно надоевшего приставучего кота, остервенело сметая листья прямо на него. Мальчик поспешил отскочить в сторону. — Ходят тут всякие… Мест
— Но вы же мне так ничего и не сказали… — начал было Томми, но мисс Брум и не подумала отвечать.
Дворничиха повернулась к нему спиной. Она, казалось, с головой погрузилась в свое дело, и лишь осенние листья разлетались в стороны от движений ее метлы.
Томми показал этой странной мисс Брум язык, пользуясь тем, что она не могла заметить, и зашагал прочь — дальше, вглубь парка.
Не успел мальчик пройти и пары десятков шагов, как с ветки растущего неподалеку вяза спрыгнул обладатель знакомой шапки с кисточкой. Судя по всему, Чарли прятался на дереве все время, что Томми разговаривал с угрюмой дворничихой.
Через плечо на ремне у друга болталась большая, набитая битком сумка, а на руках он держал облезлого и с ног до головы мокрого черного кота, все норовившего вырваться из цепких мальчишечьих пальцев.
— Ну наконец-то! — вместо приветствия обрушился он на Томми. — Кажется, ты совсем не торопился — я тут уже целый час жду!
— Если бы кто-то не сбежал с урока, то и ждать бы не нужно было! — не остался в долгу Томми. — Ну да ладно. Можешь уже перестать дрожать: это была вовсе не мисс Мэри.
— А то я не видел! Что это за старая карга, с которой ты с таким интересом общался?
Чарли поудобнее перехватил свою все еще не смирившуюся с положением пленника ношу, уцепившись коту в шерсть на загривке, чтобы тот поменьше кусался и ерзал. Котяра ответил яростным и обреченным шипением.
— Старая? Ты где старую тут увидел? Ей лет не больше, чем моей маме.