Крестьянин говорил так: «мир собирался», «мир порешил», «мир выбрал», «мир руки давал», и в этом значении «мир» был высшей инстанцией и непререкаемым авторитетом.

Да, когда в России решили строить капитализм, община этому мешала. Все в ней было вызовом для принципов капитализма с его правом сильного, постоянным соревнованием, ориентированностью на себя, на то, чтобы обогнать ближнего, а не помочь ему. С его постоянным настроем на борьбу и на войну. С его правом на жизнь только для сильнейшего. В русской общине право на жизнь имеет всякий родившийся на свет, вот откуда постоянная взаимовыручка и вовремя подставленное плечо.

Община, как писал русский историк и этнограф И. Г. Прыжов, была основана на вечном законе о братской любви: «Веревка крепка с повивкой, а человек с помощью», «Друг о друге, а Бог обо всех», «Вперед не забегай, от своих не отставай», «Отстал – сиротою стал», «Хоть назади, да в том же стаде».

И вот на этом открытом народном сердце предстояло сделать тяжелую операцию.

Николай I готовил эту реформу все свое царствование, но не успел. Сложность вопроса и риски были колоссальные: ожидалось, что при автоматической передаче земли крестьянам мы получим рухнувшую систему землевладения, обнищавших помещиков, бунт. По восшествии на престол Александра II секретный комитет о реформе заседал почти пять лет.

С 5 марта по 3 апреля 1861 года Манифест об освобождении крестьян огласили по всей России. Свободу по нему получили около 23 миллионов человек! Только первоначальное ликование скоро поутихло. «Освобождение» было каким-то не окончательным и не скорым. «Свободных» крестьян поначалу было принято именовать «временнообязанными». Они должны были еще выкупить свою землю у помещика.

Государство предоставляло крестьянам ссуды для выкупа земли, и бывшие крепостные должны были вернуть деньги в течение 49 лет по 6 % ежегодно. По закону земли можно было начать выкупать лишь с 1 января 1883 года – то есть только через 22 года! А окончание выплат государству приходилось на совсем уж заоблачный 1932 год!

Поэтому у многих современников сложилось впечатление, что крестьян просто обманули и ограбили! Положение стало казаться многим хуже прежнего: при помещиках многие крестьяне считали землю своей, а сейчас оказалось, что они обязаны ее выкупать!

Кроме этого, реформа вторгалась в святая святых русского мироустройства – разрешив отдельным домохозяйствам выкупать земли в личное пользование, реформа разрушала общину и все сложившиеся веками ее принципы. Больше того, на деле это приводило к разрушению всей системы земельной разверстки. В нечерноземных полосах маленькие наделы не покрывали расходов крестьянина на них, а общинная система взаимовыручки уже не работала – и люди массово беднели. Их облагали новыми налогами и поборами, для уплаты которых крестьяне прибегали к получению кредитов, влезая в долги, продавая часть средств производства. В результате крестьянский мир становился еще более несвободным и зависимым.

Недоимки из крестьян начали выколачивать. По приговору волостного суда стали применяться телесные наказания розгами. А так как еще существовала круговая порука, под розги иногда ложились целые деревни. Все это было дико несправедливо. Итогом такого «освобождения крестьян» стали массовые неурожаи и голод. К концу века голодали и вымирали целые губерниии. Смертность в России стала в два раза выше, чем в большинстве европейских стран.

Новые потрясения грянули в самом начале XX века. После неурожайного 1901 года в 1902 году южнорусские губернии накрыл мощный взрыв революционного движения. Это было самое большое выступление крестьянства после пугачевского бунта. Оно усилилось особенно в 1904–1906 годах.

Из обнищавших крестьян образуется люмпен-пролетариат – будущее топливо революции. Нищие заполняют города. Их быт описал Горький в своем «На дне». Именно тогда московская Хитровка станет всероссийской клоакой – сборищем бандитов и обнищавших крепостных.

Так воспетая либералами реформа[64] на самом деле приближала русскую катастрофу.

Один из влиятельнейших людей Церкви этой эпохи, митрополит Филарет (Дроздов), похоже, чувствовал, к чему эта реформа может привести, и поэтому долго отказывался стать автором Высочайшего манифеста 19 февраля 1861 года. Но все же был вынужден подчиниться уговорам императора и выработать окончательную редакцию манифеста. Филарет значительно сократил прежнюю редакцию текста и изъял из него ряд эмоционально-радостных оборотов. Видимо, понимал, что радоваться особенно нечему.

Об этом уникальном святом нашей Церкви скажу особо.