Екатерининские гонения на Церковь. Святой мученик Арсений (Мацеевич)

Надпись на памятнике Петру в Петербурге – «Петру I от Екатерины II» – это не только маркер того, кем был поставлен памятник, но указание на преемственность: Петр был первым, она – вторая. Петр начал – она продолжит. Петр развернул страну на Запад, Екатерина этот разворот довершила. Екатерина продолжила деятельность Петра и своих предшественников и в традициях дворцовой неги, и, к сожалению, в церковной, вернее, антицерковной политике.

А начиналось все многообещающе. Манифест о восшествии на трон жены Петра III составил архиепископ Димитрий (Сеченов) – выдающийся проповедник и миссионер той поры. Свержение прежнего царя виделось богоугодным, промыслительным и во многом объяснялось тем, что он был реальной угрозой православию. В народе устойчиво ходили слухи о том, что Петр Федорович готовил настоящую протестантскую реформу, что он якобы собирался отменить почитание икон, а священников обрить и переодеть в европейское платье. Слухи эти были во многом беспочвенны, но окружением Екатерины старательно поддерживались.

Дело в том, что поначалу императрица искала опору во всех, в ком могла, – в том числе и в духовенстве. Вот дело и представили так, будто Петр III проводил антинациональную политику, а Екатерина вернулась к национальной, православной колее. Именно на этом фоне было задержано исполнение указа о секуляризации церковных имений и земель. Более того, монастырские земли в ряде случаев начали возвращать обителям.

Лишь спустя два года, когда императрица поняла, что ей ничего не угрожает, она наносит мощнейший удар по Церкви и довершает дело мужа. «Указ о церковных владениях» от 1764 года окончательно упразднял церковное землевладение в России. Все имения Синода, архиерейских кафедр и монастырей поступали в казну и передавались в управление Коллегии экономии – Церковь больше не управляла тем, что создала и приумножила. Численность монастырей после этого сократилась втрое: их разделили на штатные – взятые на содержание государством – и заштатные, которым предстояло существовать «собственным иждивением».

Изъятие церковных имений в казну проводилось под предлогом лучшего устроения церковных дел и государственной пользы. Большевики через 160 лет повторят эту же екатерининскую схему разграбления Церкви, а разграбив, будут иметь также нулевой выхлоп, какой был и при Екатерине: большой выгоды государственной казне эта реформа не принесла, поскольку значительная часть секуляризованных имений роздана была фаворитам императрицы.

За время ее правления Церковь разграблялась не спеша, но настойчиво: следом за секуляризацией церковных владений в большинстве великорусских епархий была проведена секуляризация монастырских имений в Киевской, Черниговской и Новгород-Северской, а указом от 26 апреля 1788 г. – в Екатеринославской, Курской и Воронежской епархиях.

Полагали, одной из целей императрицы было погасить таким образом внутрицерковную фронду. Все же Церковь, видимо, так и не приняла церковной реформы прошлых десятилетий и внутри нее зрело сопротивление. Очередную волну недовольства вызвала секуляризация, нужна была показательная порка несогласных. Одной из самых ярких фигур этого сопротивления екатерининской поры был митрополит Ростовский и Ярославский Арсений (Мацеевич).

По своему темпераменту, мудрости и горячей ревности он походил на святого Максима Грека – судьбу Максима он и повторил, только с более страшным исходом. Несговорчивого архиерея вполне принимали предшественники Екатерины. Он служил еще при Анне Иоанновне[20], но и тогда уже отказался присягать ее фавориту герцогу Бирону, теневому правителю России.

Позже владыка Арсений так же отказывался присягать и Елизавете Петровне, потому что не соглашался с текстом присяги: «Исповедаю же с клятвою крайнего судию сея Коллегии быти Самую Всероссийскую монархиню Государыню нашу всемилостивейшую». Крайним судиею мог быть только Господь.

Елизавета разрешила Арсению не произносить этой фразы, но присягу он все равно так и не принес. Благочестивая императрица сносила это своеобразие владыки Арсения, мирилась с ним, видимо, понимая его особые дары и силу, и держала его вблизи: в 1742 году он неоднократно произносил проповеди во время коронационных торжеств, а затем, отправившись на Ростовскую кафедру, еще и стал членом Святейшего синода.

Но Екатерина духовных даров Арсения, видимо, не чувствовала, горячности его не оценила и фронду терпеть не стала. Когда владыка начал выступать против секуляризации церковных владений и подавать в Святейший синод один за другим протесты против отнятия монастырских вотчин и вмешательства светских лиц в духовные дела[21], а следом в Неделю Торжества Православия еще и с амвона открыто предал анафеме всех «обидчиков церквей и монастырей», то императрица вскипела, назвала его «лицемером, пронырливым и властолюбивым бешеным вралем» и повелела, чтобы послушный Синод (а его члены до того и доложили императрице о непокорном и «неудобном» митрополите) «судил его как своего члена и злонамеренного преступника».

Владыку арестовали в Ростове, сперва держали под стражей в Симоновом монастыре, а потом привели и к самой Екатерине. В ее присутствии он дерзнул говорить так смело и оскорбительно, что императрица зажала себе уши, а ему «закляпили рот».

Суд состоялся 14 апреля 1763 года в Москве. На заседании Синода Арсения присудили извергнуть из архиерейского сана, расстричь из монашества, а затем предать суду светскому, согласно которому за оскорбление Ее величества Арсению грозила смертная казнь. Но Екатерина помиловала мятежного архиерея и «по великодушию и милосердию своему природному»[22] повелела оставить ему один только монашеский чин и сослать в отдаленный монастырь.

При большом стечении народа на Синодальном дворе в Кремлевских Патриарших Крестовых палатах владыку лишали сана. В толпе были и зеваки, и по-настоящему сочувствующие исповеднику.

О том, как проходило судилище, и о пророчестве владыки Арсения рассказано в трудах протоиерея Владислава Цыпина:

«Когда с осужденного срывали святительское облачение, он предсказал совершавшим над ним эту позорную церемонию плачевный конец. Митрополиту Димитрию он сказал, что тот задохнется собственным языком. Крутицкому архиепископу Амвросию (Зертис-Каменскому), своему прежнему другу, он предсказал смерть от руки мясника: «Тебя, яко вола, убиют», а епископу Псковскому Гедеону (Криновскому) предрек: «Ты не увидишь своей епархии». Так все и исполнилось впоследствии: митрополит Димитрий умер в 1767 году от опухоли языка, архиепископ Амвросий был убит в 1771 году в Москве во время холерного бунта, а епископ Гедеон, вскоре после суда удаленный в свою епархию, умер по дороге, не доехав до Пскова. 4 июня в Кремле рухнула церковь Трех Святителей Московских, смежная с Крестовой палатой, в которой судили опального архиерея».