Размышления его были прерваны стуком в дверь, вошедший лакей объявил:
– Его Преосвященство, Нунций Рангони!
Папский Нунций шел к пану Мнишеку твердым шагом, доброжелательно улыбаясь. Его походка напоминала скорее солдата, нежели священника. Он сел в рядом стоящее с Мнишеком кресло, и разглаживая складки сутаны, обратился к нему.
– Сегодня я возвратился из Кракова. Его Величество король Сигизмунд шлет вам привет и очень сожалеет, что вы так редко последнее время бываете при Дворе. Король хочет видеть вас послезавтра на приеме вместе с царевичем Дмитрием. После приема он даст вам обоим аудиенцию.
Пан Мнишек про себя подумал: – Ну что же, все складывается как нельзя лучше, – и, обращаясь к Рангони, сказал.
– Скажите Ваше Преосвященство, вы в курсе того, что Дмитрий сделал предложение моей дочери?
– Конечно! Более того, это я просил его открыться вашей дочери. Бедный мальчик так страдает от любви. Судьба была несправедлива к нему практически с самого рождения, и теперь, когда у него есть верные друзья и расположение самого Папы Клемента VIII и короля Сигизмунда, я считаю, что это счастье он заслужил. Он любит Марину и готов к ее ногам положить всю Россию, а мы с вами, дорогой друг, должны радоваться их счастью.
– Ну что же, я тоже так считаю, однако нельзя рубить с плеча, нужно испытать его честность и любовь и отложить бракосочетание до его воцарения. Завтра мы выйдем в Краков. Вы будете нас сопровождать, Ваше Преосвященство?
– Да, конечно, у меня незаконченные дела при Дворе.
У ворот Москвы караван распался. Купцы со своим товаром устремились к подворьям своих родственников и знакомых. Некоторые из них, кто был по- богаче, в столице держали свои дворы. Захар Петрович выдал аванс охранной дружине Ильи, пообещав полностью рассчитаться через четыре дня. Дружинники, получив деньги, разбрелись по постоялым дворам и питейным домам, проматывая заработанные деньги. Илья и Алексей, оставшись одни, остановились на постоялом дворе в Белом городе под названием "У веселого стрельца". Это заведение было средней руки, до обеда в нем было тихо, а вечером оно полностью оправдывало свое название.
Его хозяйка, вдова стрелецкого сотника, радушно приняла новых постояльцев и отвела им комнату с чуланом для Волчонка в самом дальнем углу дома, уверяя, что по вечерам, шум из общего зала туда не долетает. На первый взгляд ей можно было дать около пятидесяти. Это была бойкая, острая на язык, крепко сложенная баба с сильным характером, которая могла дать отпор, как одиночному пьяному посетителю, так и своим грозным видом разогнать целую подвыпившую компанию. Договорившись о цене, хозяйка, обращаясь к Алексею, спросила.
– Что прикажете подавать к обеду?
– Пожарь нам гуся, что бегает у тебя во дворе, не забудь чего нибудь солененького да хмельного меду. Обедать мы будем у себя. Да, чуть не забыл, лошадей, что в конюшню поставили, почистить и накормить, а для начала пусть принесут воды, нам нужно помыться с дороги.
– Будет исполнено, сейчас распоряжусь.
Поклонившись, она исчезла за дверью, оставив их одних. Илья обошел комнату, отстегнул саблю, положил его на лавку и начал расстегивать серебряные пуговицы своей ферявези.
– Да Леха, обносились мы, – оглядывая себя и товарища, он пришел к такому заключению.
– Ничего, завтра новую одежку купим, а эту пусть хозяйка до завтрашнего утра приведет в порядок, – ответил Алексей, снимая кафтан.
– Волчонок, пойди, скажи, чтобы сейчас принесли чего нибудь попить холодненького, а то горло пересохло, да поторопи их. Что дальше будем делать, Леха? Какие у нас планы?
– Собственно говоря, Илья, плана никакого нет. Я думаю здесь, в Москве, поначалу нужно осмотреться.
– Я тоже так думаю. А все-таки, где этот чертов крест искать?