Еще мгновение назад мы летели над красной пустыней, но сейчас небо окрасилось в темно-синие тона, а под нами в дымке тумана показался океан.

Я выглядываю в окно, и у меня перехватывает дыхание. Мне никогда не понять это место и почему оно так меняется. Это как если бы вы проснулись утром и вдруг поняли, что звуки имеют форму, а цвета – запах. Словно вы прикоснулись к части мира, о которой даже не подозревали.

И мне приходится напомнить себе, что все это произошло лишь потому, что меня больше нет в живых.

Я зажмуриваю глаза.

– Головная боль пройдет. Она не будет мучить тебя вечно, – говорит Шура, решив, что я закрыла глаза именно поэтому.

Я открываю глаза и вижу, что она внимательно наблюдает за мной, теребя пальцами кончик одной из своих розовых кос. На ее носу россыпь веснушек, а серые глаза, кажется, замечают больше, чем большинство людей.

– Но я не принимала таблетку, не пила из фонтана и не делала ничего такого, что могло бы избавить от боли, – объясняю я.

Нет, я не жалею о своем выборе. Если они выстрелили в меня за попытку побега, то что бы они сделали, если бы я осталась?

Тео поворачивает голову, и теперь мне видна половина его лица.

– Как и мы. Вот почему мы все еще здесь. Таблетки отключают твой разум и превращают в безмозглого трутня. Делают тебя слугой Колтов.

– Кого? – спрашиваю я.

– Вируса, контролирующего это место. Искусственного интеллекта. – Тео указывает на пейзаж за окном. – Того, что захватил Бесконечность.

– Хочешь сказать, что люди, которые преследовали нас, – всего лишь программа?

У меня отвисает челюсть, а к горлу подкатывает тошнота.

– Это были искусственные сознания, – уточняет Ахмет с переднего сиденья. – Они немного другие.

Шура склоняется ближе ко мне и шепчет:

– Они хакнули загробную жизнь.

– Как, черт побери, ИИ проник в загробную жизнь? – выдавливаю я.

– Мы и сами не знаем. Большинство людей, которые существовали здесь до ее прихода, оказались уничтожены во время Первой войны, – говорит Тео.

– Ее? – переспрашиваю я.