Ещё мне не давала покоя мысль о самоубийстве Семёна Кузьмича в 1982-м. Было ли это добровольным уходом из жизни на фоне якобы неизлечимой болезни или ему «помогли» с подачи теперь уже покойного Андропова, потому что он слишком много знал, – тут я мог только строить догадки. Если второй вариант – то здесь Семён Кузьмич уже сам хозяин главного кабинета на Лубянке, и кто тогда рискнёт покуситься на фигуру такого масштаба? Ежели его прихватит онкология, то насчёт этого как раз и не мешало бы предупредить. Только как это помягче сделать? Не скажешь же ему: «Семён Кузьмич, вы уж поглядывайте за своим здоровьем, а то в 82-м от рака загнётесь». Ладно, ещё пять лет почти, время есть, нужно будет по-любому предупреждать хотя бы за год, когда болезнь может находиться на начальной, а значит, излечимой стадии.

– Ты тут спишь, что ли, прямо за столом? – Голос Валентины вернул меня к действительности.

А время-то уже семь почти, вот это я засиделся…

– Завтракать будешь?

– Да я вон кофе обпился, ничего не хочу. А давай я тебе яичницу пожарю?

– А что, и пожарь, сделай жене приятное.

– Тебе глазунью?

– Нет, болтунью лучше, два с лишним года вместе живём, а все запомнить не можешь, – шутливо пихнула она меня в бок. – Даньку заберёшь сегодня из яслей? А то я в парикмахерскую краситься записалась, там было свободно только на вечер. И в яслях ещё справку просили из поликлиники, о прививках, зайди пожалуйста, возьми у старшей медсестры. Даньку будешь забирать, отдашь её воспитательнице.

– Как ты, кстати, в рыбном, не скучаешь? – спросил я, взбалтывая яйца в чашке.

– Заскучаешь там, ага… Ассортимент вроде небольшой, а очередь как с утра встаёт – и до самого вечера. И преимущественно пенсионеры. Вот же людям делать нечего на пенсии, и ходят за минтаем для себя и килькой для кошечек. Серёж, мы что, такие же будем через двадцать лет?

– Ещё дожить надо до пенсии… А коллектив как, не обижают девчонки?

– Да коллектив вроде неплохой, с девочками сразу сдружились, там почти все, кстати, приезжие, из провинции. А парторг сразу заявил, что если дров не наломаю, покажу себя хорошо, то через месяц можно будет и заявление в партию написать.

– Может, всё же поискать тебе более престижное местечко? А то жаловалась, что рыбный дух ничем уже из тебя не выветривается…

– Бог с ним, с рыбным духом, я уже к нему привыкла. Да и тот же парторг намекал, что, как единственный член партии в гастрономе, я смогу получить должность заведующей, потому как наш заведующий Семён Палыч планирует после ухода на пенсию уехать к детям в Одессу. А ему до пенсии остался месяц. В общем, не забудь заехать в поликлинику и забрать вечером Данилу, – напомнила Валя, выгребая со дна сковородки корочкой хлеба остатки яичницы.

– А ты давай учи «Моральный кодекс строителя коммунизма», – подколол я жену.

– Чего его учить, там всего двенадцать пунктов. Сам, кстати, не хочешь в партию?

– Свят-свят! Чур меня!

– Ну как хочешь, а я буду с гордостью носить в кармане партбилет… Так, надо Даньку будить. Эх, и крика сейчас будет…

Спровадив жену с сыном, я прошёл в кабинет и сел за пишущую машинку. Вчера я начал очередную повесть о приключениях Эраста Фандорина. Читатели слали в издательство мешки писем, требуя продолжения цикла о похождениях сыщика, и под давлением главного редактора издательства мне пришлось вернуться к машинке. Проблема заключалась в том, что всё, что у меня было в «ридере» акунинского, я уже перепечатал, сюжеты других книг я помнил не столь хорошо, и теперь предстояло придумывать произведение почти с нуля.

В итоге, с неделю побившись головой о стену, решил устроить Фандорину командировку в Пензу конца XIX века. Раз уж я досконально знаю историю родного города, то пусть в нём появится вымышленный мной аналог профессора Мориарти. Вот пускай Эраст Петрович с этим злодеем и разбирается. Заход у меня уже был готов, теперь предстояло сделать над собой усилие и посвятить несколько часов писательскому труду.