— Дом Саади, покажи им улыбку… — беззвучно молил Снорри.
— Позже, позже…
Рахмани развел широко руки и превратил огонь в жгут, в прекрасный сияющий кнут с дюжиной шипов на конце. Кнут взвился на высоту сотни гязов, приковывая взгляды недругов, а потом обрушился вниз, сминая ложные картины леса и берега. Сминая тех, кто удерживал эти картины перед собой, словно щиты.
Серые монахи корчились в пламени. Ноги Рахмани обвила сеть, наконец-то охотникам удалось поймать истинного Рахмани. Наверное, боль была страшная, раз даже Снорри в трех десятках шагов различил, как скрипят зубы его друга. Сеть облепила ноги, замедлила вращение кокона и начала сжиматься. Серые капюшоны взвыли от радости.
Снорри хватался за камни из последних сил. Его неудержимо тянуло вперед, туда, где вихрь ломал в крошки сучья и коряги. Туда, где листья и иголки уже не порхали свободно, а скручивались непроницаемой зеленой стеной, колоссальным веретеном, туда, куда проваливались все звуки.
— Снорри, держись… — это прозвучало как приказ, прямо в голове у человека-водомерки. Вор из Брезе уцепился длинными пальцами за скальный обломок, изо всех сил обнял валун, вросший в землю.
Кипящее озеро плескалось позади, подбираясь к ногам, а в небе парила следующая сеть…
Рахмани удалось скинуть путы, он обжег ноги, но освободился и снова сместился в сторону, оставив на съедение следующей сети фантома. Снорри увидел, как это происходит, и его едва не вырвало. Сеть облепила двойника, повисшего в локте над землей, и начала стягиваться, как высыхающая на ветру кожа. А человеческая плоть, вернее, ложная плоть, эфемерная субстанция, полезла мокрым тестом сквозь натянутые ромбы жгутов. Двойник распался, сеть сожрала, высушила его и сама превратилась в сгусток черной крови…
А настоящий Рахмани потянул на себя истинное пространство. Взывая к огню, он не видел уже другого способа спастись от напасти: серых капюшонов было слишком много.
Снорри вспомнил, как это называется. Об этом рассказывал мастер Цапля, предыдущий глава воровской Гильдии города Брезе, пусть не покинет его удача на том свете! Мастер Цапля шепотом говорил о Слепых старцах, живущих глубоко под землей, которые умели силой мысли разрывать ткань мира…
Дому Саади до старца еще было очень далеко, но на берегу Кипящего озера явно происходили чудеса. На монахов, круживших, как шакалы, точно напали сзади. Громадная сосна треснула у самого корня и пронеслась, сминая все на своем пути, прямо к бешеной воронке. Там она и исчезла, будто ее засосало в никуда. Сосна повалила и придавила двоих нападавших.
Рахмани немедленно кинул в прорыв пучок огня. Над поляной с треском и воем кружило не меньше шести веретен, каждое высотой с двухэтажный дом. Но только один смерч был настоящий, прочие Рахмани творил для отвода глаз.
Монахи не стреляли, не кидали металл. Видимо, нунций объяснил им, что бесполезно тратить стрелы и пули. Или приказал брать сына Авесты живым…
С треском позади круга нападавших упали еще несколько деревьев. Веткой с монаха сбило набок капюшон. Пока его приятели не восстановили щит из отражений, Снорри наблюдал корчащееся долговязое существо с двумя парами суставчатых рук, сломанным тонким туловищем и полным отсутствием головы. Еще двое монахов ползли через брусничник, оставляя за собой багровые полосы, а один угодил в собственный щит-отражение и вывалился обратно скелетом.
Смолистый бор полыхал, черный дым поднимался клубами, а к вновь образовавшемуся центру вселенной стремилось все, до последней травинки и мошки.
Рахмани пел в коконе из вертящихся листьев и сучьев. Он пел, полностью отключив мозг, послав свое истинное естество безумно далеко, в прохладный скит, притаившийся под горой. Там, на корточках, у остывшего очага, сидел улыбчивый старик с зашитыми веками и смеялся над миром.
— Учитель… — прошептал Саади. — Я вернусь, учитель… Помогите мне, учитель…
— Тебе не нужна помощь, — не размыкая губ, ответил далекий призрачный старик, и призрачные дрова вспыхнули в костре от прикосновения его мизинца. — Ты возвращаешься, и мы рады тебе.
Больше ничего Саади не успел сказать или спросить, он даже не был уверен, состоялся ли этот диалог на самом деле, потому что миг спустя его старания увенчались успехом.
Он сумел.