Норман, длинноногий, длиннорукий и какой-то мосластый, похожий на кузнечика, сидел в том самом кресле, в котором так любил сидеть Тим. От него исходила спокойная сила, от него веяло уверенностью. И он доверял Вальду, которого, надо полагать, не вспоминал десяток лет, о котором не знал ничего. Доверял секреты оппозиции, а может быть, просто пренебрегал секретностью. Ну что тут скрытого: оппозиция хочет знать, что делается в стане ее врагов, это очевидно. И если Вальд ранее имел связь со своим кибером… Надо посмотреть, нельзя ли эту связь возобновить?
— Я уже попытался и иной раз слушаю разговоры пророка с кибером.
— Это здорово! — воскликнул Норман.
— Пока еще все это не очень хорошо прослушивается, — ответил Нури.
Он не знал, под каким предлогом передать Норману запись, сделанную Олле. А передать надо было, по возможности не раскрывая себя. Наконец решил сослаться на Тима: дескать, Слэнг, старый язычник, изловчился достать запись и вот оставил ее здесь третьего дня. Может быть, для Нормана и оставил?
Насыщенной событиями была эта ночь. Приближалось время урочной связи с Хогардом. Нури, проводив Нормана, с которым договорился о способе связи, снова залез в салон машины. Экранчик уже мерцал, и потрескивало в динамике. Стали гаснуть окна соседних коттеджей, светился вдали разноцветным куполом туман смога над ночным городом, и тихо допевали свои гимны язычники всех мастей. Нури, стараясь отвлечься от скорбных мыслей о Слэнге, подумал, что ему все не хватает времени заняться язычниками, а если в Джанатии кто болеет о природе, то это они…
Потом от ближнего завода заухали взрывы, донеслась очередь крупнокалиберного пулемета и реквием стих. Боевые группы язычников — воины Армии Авроры, как они себя называли, — начали свои ночные операции. Что они сегодня взорвали — стоки, склад, цех? Об этих ночных сражениях официальные источники информации молчали. И это настораживало. И Норман, так много сказавший сегодня, о воинах Авроры не проронил ни слова. Только Тим, бедный Тим говорил иногда об их партизанских налетах на химические заводы-автоматы, наиболее вредоносные. Тим говорил, что язычество — не религия даже, это образ мышления, отрицающий неравенство между человеком и природой, не воспринимающий разницы между человеком и, скажем, деревом. Природа равна самой себе, неравенства нет, как нет и предпочтения. Эти экскурсы в царство язычества старик Тим всегда завершал словами: “Пойду повою!”
От раздумий Нури отвлек привычный звук работающего приемника. На экране замигали цифры позывных Хогарда и почти сразу возник он сам. Нури сел перед камерой.
— Нури?
— Здравствуй! И говори!
— Олле схвачен…
— Глупости! Как это можно схватить Олле? Я только что слушал его сообщение о совещании у Джольфа…
Пока Хогард рассказывал, как все было, Нури не произнес ни слова.
— Пса они сбросили со стены, — закончил Хогард. — Я задержался, чтобы его подобрать, но не нашел. Я попросил посла, и он сделал официальный запрос, ссылаясь на то, что Олле все-таки гражданин Ассоциации. Посол почти вынудил премьера истребовать Олле у Джольфа. Но Олле бежал. И кажется, не один… Сведений о нем нет. Будем ждать. Это единственное, что нам остается.
Нури рассматривал мерцающее изображение Хогарда, и сердце его сжималось от жалости. Он пытался поставить себя на место Хогарда и не мог: Олле всегда поступал как хотел. А каково было Хогарду!
— Знаешь, приди в себя! Не хватало, чтобы и ты там ввязался в драку без толку и результата. Ты для нас единственный источник денег и оборудования, на тебя замкнуты все легальные каналы…
— Я что… — Хогард вяло усмехнулся. — Жив, здоров…
— Только что у меня был Норман Бекет, я сумею сегодня же связаться с ним. Считая Олле, нас уже будет четверо. Возьмем этот притон приступом. К чертям!..
Нури еще долго сидел в машине, приводя в порядок мысли.
Беда не приходит одна, как-то все это сразу обрушилось. Смерть Тима, несчастного, беззащитного старика, жуткая смерть. Исчезновение Олле. Он жив, конечно, иначе не должно быть… Загадки психики! Совсем недавно Олле отчитывал Нури за желание раскрыться перед Норманом. А сам!