— Десять тысяч рублей золотом, — не без гордости сказал он. — У французского консула сторговал — пятнадцать тысяч сукин сын просил. Еле уломал. XVI век.

Красочный многоцветный ковер отливал благородной сединой столетий — ковровой патиной.

— Бобер, истинный бобер, — говорил Бурлак-Стрельцов, любовно поглаживая ковер ладонью.

Косачевский потер между двумя пальцами ворс ковра. Он был жестким и сухим. Ворс “антиков” обычно более мягок и эластичен. Бонэ называл XIX и XX века веками фальсификаций.

“Когда-то седина была верным признаком “антиков”, — говорил он Косачевскому, — а теперь ковровая патина зачастую свидетельствует лишь о степени квалификации жуликов и о их знакомстве с химией”.

Косачевский посмотрел на светящееся тихим восторгом лицо Бурлак-Стрельцова, который продолжал гладить ковер, и ласково сказал:

— Боюсь, что вас надули.

Бурлак-Стрельцов не понял.

— Да, я знаю, что переплатил, — самодовольно и благодушно откликнулся он. — Но я не жалею об этом. Уж больно хорош.

— Я о другом.

— Простите?..

— Ковер-то из новых.

— То есть?

— Подделка под “антик”.

Бурлак-Стрельцов снисходительно улыбнулся.

— Ну что вы, господин Косачевский! Посмотрите только, какая великолепная патина! Такую патину искусственно не создашь.

— Вы недооцениваете мастерство нынешних умельцев, — нравоучительно сказал Косачевский. — А зря. В человека надо верить. Вот, пожалуйста. — Косачевский разогнул ворс ковра. — Обратите внимание на места вязки узлов. Видите? Они значительно живее окрашены, чем ворс. О чем это свидетельствует? То-то и оно. И густота ворса неоднородная. А тут нити утка видны… Чтобы нейтрализовать действие кислоты, щелочь пораньше применять следует. А они снебрежничали, вот и сожгли кислотой.

— Вы думаете, кислота?

— Да. Скорей всего, лимонная.

К ним подошел, заинтересовавшись разговором, Белов. Осмотрел места вязки узлов, засмеялся, демонстрируя молодые, белые, как кипень, зубы.