Митька не сопротивлялся. Передние лапы мы просунули в рукава, а поскольку куртка оказалась широка, то полы зашили на спине крупными стежками. Прошку я просто засунул за пазуху. Котенок пригрелся и затих.
Мы сняли с себя парашюты, в спальниках проделали дыры для рук, залезли в мешки, застегнулись наглухо замками-молниями. Не дай-то бог, если что случится с аэростатом и нам срочно придется спасаться на парашютах. Запеленатые, точно куколки, вряд ли мы сумеем вылезти из мешков, надеть парашюты и раскрыть их на безопасном расстоянии от земли… Но как бы страшно ни было пребывать в таком одеянии, перспектива замерзнуть была страшнее. Из двух зол мы выбрали меньшее.
К вечеру газ в оболочке начал охлаждаться. Шар пошел вниз. Сенечка не стал его удерживать па высоте. Отсчитывая через тридцать секунд показания барометра, он вычислял скорость спуска. Она составила 2,5 метра в секунду. То же самое показал вариометр. Стало быть, прибор исправно нес свою службу.
Артур замерил мощность облачности от верхней границы до нижней. Вышло более полутора тысяч метров. Температура от минус двадцати четырех подскочила до плюс восемнадцати.
Земля открылась морем огней. Если прибавить чуть-чуть воображения, огни рисовались в форме гигантской трехпалой лапы. Так выглядела с высоты Тула. Мир сразу наполнился звуками — гудками машин, звоном трамваев, грохотом работающих заводов. Где-то слышалась музыка. В паутине освещенных улиц и переулков мы рассмотрели яркий пятак танцплощадки. Звуки долетали до нас так четко, что мы слышали даже возбужденный гул молодой толпы. Аэростат же на черном фоне неба был почти невидим.
Медленно проплыла танцевальная палуба, набитая людьми, потом угол заросшего парка, старинная кладбищенская ограда и полуразрушенная часовня…
И тут до нас донеслись придушенные голоса — нетерпеливый мужской и девичий — ломкий, сопротивляющийся слабо и неумело: “Не надо, Вася…”
Рыцарская душа Артура не выдержала. Он схватил мегафон и басом, точно с того света, крикнул:
— Василий!.. Не балуй!
Оклемавшийся в тепле Митька, почуяв чужих и тоже как бы сердясь, коротко гавкнул. На секунду воцарилась тишина. В следующий миг, как вспугнутый вепрь, рванул неведомый Василий, круша и ломая кустарник. В другую сторону, ошалев от страха, пустилась его подружка.
Сенечка что-то недовольно пробурчал и сыпанул на землю песок.
— Извини, но мы из-за твоего любопытства могли бы сесть прямо на кладбищенские деревья, — ухмыляясь в темноте, промолвил благородный командир.
Уравновесившись на высоте в километр, Сеня лег спать. Кое-как угнездившись на ящиках от приборов, я взял пеленги, передал в штаб сводку и притулился рядом. Артур остался на вахте.
10
Пошли вторые сутки полета. Нагревшись в теплом воздухе у земли, аэростат поплыл в высоту. В этот день Артур решил приблизиться к границам стратосферы, о чем мечтали многие воздухоплаватели. Кроме Тиссандье, пытались сделать это американец Грей, испанец Бенито Молас. Они проникли на высоту 12 и 12,5 километра, и оба погибли от удушья. Стало ясно: при температуре минус шестьдесят градусов и в сильно разреженном воздухе человек существовать не может. Чтобы обеспечить жизнь на такой высоте, надо изолировать человека от окружающей среды, иными словами, окружить герметичной оболочкой.
Швейцарский профессор физики Огюст Пикар, впоследствии изобретатель глубоководного батискафа, на котором достиг дна Марианского желоба, в начале тридцатых годов увлекался исследованием так называемых “космических лучей”. Это слегка завораживающее словосочетание, как будто заимствованное у фантастов, скрывало за собой много загадок, а история их открытия была богата чисто человеческими событиями.
Их открыли совершенно случайно в 1900 году при изучении атмосферного электричества. За них взялся американский физик Роберт Милликен. Он спустил на дно озера глубиной в двадцать метров прибор с фотопленкой, которая в полной темноте засветилась какими-то странными лучами. Ученый повторил свои опыты на земле, закрывая прибор свинцовой плитой. Неизвестные лучи обнаружились снова. Лишь свинцовая броня метровой толщины послужила для них некоторым препятствием, но и ее все же пробивали. Способность проникать через непрозрачные тела у этих лучей оказалась во много раз больше, чем у лучей Рентгена.
Милликен и ввел в научную литературу термин “космические лучи”. Само это название как бы отражало непонимание их природы и происхождения.
Внеземной характер этого таинственного излучения доказал австрийский физик Виктор Гесс. Он предпринял целую серию романтических экспериментов на воздушных шарах. Именно благодаря аэростатам Гесс продвинул вперед науку о космических лучах, обнаружил многие элементарные частицы, например позитроны.
Скоро открытиями Милликена и Гесса заинтересовались ученые других стран. Оказалось, что эти лучи действительно возникают где-то за пределами земной атмосферы, приходят из мирового, космического пространства. Опытным путем определили их проникающую способность — жесткость. Нашли, что космические лучи более жестки, чем особо жесткие лучи радия. Как считает академик Зацепин, каждую секунду на один квадратный метр в направлении земной поверхности влетают из космоса более десяти тысяч релятивистских (летящих со скоростью, близкой к скорости света) заряженных частиц, то есть космических лучей. Происхождение большей части этих лучей, миллионами лет блуждающих в межзвездном пространстве, связано с грандиозными взрывами “сверхновых” звезд в нашей Галактике, а может быть, и в более активных других галактиках. Космические лучи несут в себе громадную энергию. И если когда-нибудь удалось бы приручить хоть часть ее, то совершенно изменилась бы вся экономика земного хозяйства.