Сначала нас качали на руках и кланялись, потом закатили пир горой. Не с такими изысканными блюдами, как у тётки Натальи, но из-за стола я выкатился с тем же ощущением: стремлюсь к идеальной форме. Шару.

— Это тебя клыса так? — Ко мне подошла девчушка лет шести. Уставилась на шрамы.

— Угу.

— Меня тоже. — Она повернула голову. Я увидел зажившие шрамы на щеке и шее. Выглядели они похуже моих, зарубцевались грубо. Милое лупоглазое личико девчушки как будто перекосило на сторону. — И на голове ещё, — вздохнула девчушка. — Бабка Матлёна говолит, что меня теперь замуж не возьмут.

— Это просто бабка Матрёна в женихах не шарит. Она ведь старая, небось?

— Очень сталая.

— Ну, вот. Это в её время, может, не брали. А современный мир отходит от замшелых традиций.

— Чего-сь? — Девчушка захлопала глазами.

— Нос, говорю, не вешай, вот чегось. Погоди маленько. Я вот Исцелением овладею, потом прокачаю как следует. Вернусь сюда и все твои шрамы уберу. Исчезнут, будто не было.

— Плавда⁈

— Конечно. А ты пока научись «р» выговаривать. Тебе сколько лет?

— Шесть. Сколо семь.

— Ну, вот! А лепечешь, как трёхлетняя… Задача ясна?

Девчушка, заметно приободренная, кивнула. Пообещала:

— Я буду тебя ждать!

— Договорились.

Я повернулся к Егору.

— Ну? Чего стоим? Хабар сам себя не сдаст.

Егор согласно кивнул и сотворил в воздухе Знак переноса. В этот раз экономить силы не стал.

Полезных амулетов у Прохора снова не оказалось. Все свои кости — двадцать одну — я обменял на деньги. Итого, с теми тремя рублями, что лежат дома, мой капитал — двадцать четыре серебряных рубля. Там же, у Прохора, я выяснил, что десять рублей — это эквивалент одного золотого рубля. Он же империал. Красивое… Десять костей из двадцати одной превратились в золотой империал. Остальные — в серебряные рубли.