— Ну что ж, внучек, зачем тогда топтаться? — Она быстро вручила мне ручки от ее коляски и посеменила в сторону предполагаемого дома.

Когда мы свернули с дороги и ступили в лес, стало совершенно ничего не видно. Как будто кто-то убрал все, что имело хотя бы малейший светлый оттенок. Я только диву даюсь, как бабушка тут не нарывается на что-то в виде пенька или сучка. Она вцепилась в меня очень крепкой хваткой: захотел бы я — освободиться смог бы только с помощью домкрата.

И так мы шли втроём: я, коляска, да и бабка — по полностью непроглядной тьме, пока моя голова не встретилась с чем-то деревянным, с моим последующим возмущением.

— Ты чего орешь? — сразу же начала причитать Грем. Она уже отпустила мою руку, и слышался звук возни.

— Да встреча только что была неприятная, — потирая голову, процедил я.

— Ну так надо смотреть, куда идёшь, вон глазища какие красные, как фонари, — смешливо сказала бабушка.

«Я сейчас её прибью», — подумал я.

Перед моим носом загорелось пламя свечи, которое озарило небольшое пространство вокруг. Объектом, который я опробовал своей дурной головой, оказался деревянный косяк двери.

Я молча вошёл и положил коляску с дровами около стены. Заметив стул рядом со столом, я с облегчением упал на него.

На столе стояла свеча, любезно оставленная старухой. Сама же бабка ушла в другую комнату, не захватив с собой никаких осветительных приборов.

Я просидел в ожидании пару минут и услышал:

— Ну что, милок, хорошим работникам — хорошая награда. — Из темноты другой комнаты вышла Грем. В её руках были две кружки, с налитым в них чаем. — Ну что, посидим, поговорим, отдохнём.