В воздух взвилась сигнальная ракета, а прямо следом за ней грянул залп, затем еще один и еще. Ухнуло так, что заложило уши и, казалось, сама земля содрогнулась.

– Вперед! – захрипел капитан; кажется, он всетаки тоже волновался и первым перелез через бруствер.

Молодой перемахнул вторым, за ним я толкнул Чижа, потом перебрался сам, а замыкающим оказался Серега.

«Спотыкач» – заграждение из колючей проволоки перед окопами – мы лихо миновали. Кто-то предусмотрительно заранее освободил небольшой участок для нашего прохождения.

Так мы и двинули, пригнувшись, бегом, незаметные в ночи. Но французам сейчас было не до нас. Грянул второй залп, я пошатнулся, но сумел удержаться на ногах. Чиж упал на колени, и я помог ему подняться.

– Быстрее! Не зевать!

Мы торопились, как могли, понимая, что канонада продлится не вечно, а потом грянет ответ.

Два километра бегом в полной темноте по полю, когда ноги то и дело норовили попасть в кротовьи норы, а над головой летели снаряды, – занятие для сумасшедших, но мы бежали не останавливаясь. Даже Чиж не пытался скрыться, пользуясь мраком и неразберихой, он понимал, что либо я, либо Серега его обязательно заметим. Мой осведомитель смешно подбрасывал ноги при беге, похожий при этом на какого-то диковинного зверька, но передвигался на удивление шустро.

Мы находились уже метрах в двухстах от траншей противника – крайне опасное расстояние. Эллипс рассеивания при попадании снарядов составляет от ста до двухсот пятидесяти метров в длину в направлении выстрела и до тридцати метров в ширину, но, если принимать во внимание, что точность артиллерии оставляет желать лучшего и что ошибки в наведении орудий случаются часто, то приходится увеличивать безопасное расстояние метров до четырехсот. Мы же были сейчас почти вдвое ближе, а значит, вероятность попасть под свои же снаряды увеличивалась в разы.

К тому же нас могли заметить из окопов вражеские бойцы и начать обстрел, хотя я надеялся, что они сидят сейчас, пригнув головы, и пережидают обстрел. Но если вдруг нас все же кто-то увидит, тогда миссию можно считать проваленной – незаметно в тыл пройти не удастся.

Но полковник Ставрига и это предусмотрел. Следующим залпом пошла дымовая завеса, прикрывшая наше передвижение. Ориентироваться в пространстве стало совсем трудно, зато шансы попасться на глаза особо ретивому французу существенно снизились.

К счастью для нас, поле, по которому мы бежали, еще не успели целиком заминировать ни наши, ни вражеские солдаты. А свободный от мин проход Влад знал, хотя как он умудрялся находить метки в такой нервной обстановке, да в полной темноте, я не понимал. Но если бы не он, нам пришлось бы туго.

И все же мы успели вовремя. С ходу перепрыгнули через одиночный окоп чуть сбоку от передней линии французской траншеи – я успел заметить солдата, свернувшегося на дне калачом и зажавшего голову руками. Серега мимоходом швырнул туда гранату. Бахнул взрыв, оставшийся никем не замеченным, кроме самого бедолаги солдата, потому как именно в эту секунду французская артиллерия начала контробстрел советских позиций.

Уже через три минуты мы оказались в лесу, под надежным прикрытием деревьев. План Ставриги сработал – мы перешли на вражескую территорию, сумев себя не обнаружить. Да, полковник отыскал, может, единственную подходящую для нас лазейку – в остальных местах линия обороны была гораздо мощнее. Его опыт нам помог – на то он и тактик, чтобы думать. А задача диверсантов – действовать!

Конечно, лес полон французов и англичан, да и вторая линия обороны располагается всего в четырех километрах западнее – прямо по нашему курсу, но задачу-минимум мы успешно выполнили.

Мы, не останавливаясь, продвигались в глубь леса, стараясь уйти как можно дальше от французских окопов. Сейчас, когда враги оказались и впереди, и позади, Влад изменил стиль продвижения.

Впереди метрах в двадцати теперь бежал Гранин, мы же следовали за ним цепочкой.

Если он слышал шум или просто что-то казалось ему подозрительным, мы замирали, выжидая, пока он не давал знак, что все в порядке, в ином случае старались бесшумно обойти опасное место стороной. Вступать в открытый огневой конфликт приказов не было.

Так мы двигались довольно долго, время от времени сверяясь с картой местности, и удалились от позиций французов километров на пять.

Внезапно Серега замер, и мы попадали наземь. Слева раздались невнятные голоса, зазвучала чужая речь. Хотя я и вычленял отдельные слова, но смысла разговора уловить не мог. Вдруг потянуло ароматным дымком, и я все понял – мы набрели на солдатскую кухню! Интересно, для кого они готовили в столь позднее время?