Ого. Дар почти рыкнул на брата, что совершенно не вязалось с образом мальчика на побегушках, каким он предстал при первой встрече. Но самое странное: Дэваль послушался! Прислонился к косяку, сложил на груди руки и стал ждать.

Я бы, конечно, предпочла, чтобы наследничек свалил восвояси, потому что сидеть под его пристальным взглядом было сложно.

Хватило его ненадолго. Устав молча на нас пялиться, Дэваль прошелся туда-сюда по мастерской, поковырялся в банке с кистями, вытащил одну, задумчиво хмыкнул и полез ею в палитру, еще не успевшую высохнуть.

Поняв, что с грязной кистью наперевес Дэваль направляется ко мне, я дернулась.

- Что, боишься? – усмехнулся он.

- Тебя? У дурака в руках и кисточка – оружие, конечно, но тебя ведь братик наругает.

- Как и тебя. Думаешь, похвалит за то, что деточка забрела в чужую комнату и решила… - Он хмыкнул. – Попозировать?

Дэваль произнес это таким тоном, словно я сидела перед Даром голая, не меньше. Но в одном он был прав – Самаэль не похвалит. А кастодиометр в колледже откроет в себе новые границы измерений и провалится прямо в аид, на голову Вельзевулу.

Поэтому я осталась на стуле, смирно сидеть и не шевелиться, чтобы не мешать Дару. И старалась не обращать внимание на Дэваля, а это становилось сложнее с каждой секундой.

Сначала он провел кистью в миллиметре от щеки, вдоль шеи и по контурам ключицы. Я упрямо молчала, лишь стиснув зубы, потому что клянусь честно выращенным лимоном – как только я сорвусь, схвачу банку с краской и побегу за Дэваляем, из-за угла вывернет Самаэль и снова меня накажет. Отправит оттирать граффити со стен, наверное.

А потом его рука дрогнула. Не знаю, нарочно, или от усталости, но влажная кисть коснулась кожи на плече, оставила мазок черной краски – и отстранилась.

- Эй, ты мешаешь брату работать! – возмутилась я. – Нельзя менять натуру, пока ее рисуют.

- Ничего, - рассеянно отозвался Дарий, - я лишь набрасываю эскиз. Можете хоть с ног до головы измазать друг друга краской, только не двигайся еще несколько минут…

Дэваль воспринял это как призыв к действию и снова мазнул по мне краской. Его не интересовала ткань, он касался только обнаженной кожи.

Я почувствовала запах масла совсем рядом. Ощутила мягкую щетину кисти на шее и щеке. Краска ложилась теплыми мазками, но почему-то я почувствовала, как на коже появились мурашки. Когда Дэваль провел кистью за ухом, я не выдержала и дернулась, и Дар тут же зашипел.

- Минута!

Самая длинная минута в моей жизни.

Я не могла поднять голову, чтобы посмотреть на Дэваля, но чувствовала его внимательный взгляд каждой клеточкой. Его холод контрастировал с теплом краски, длинными, бесконечно длинными, мазками ложащейся на кожу. На ключицу, в вырезе рубашки. Вдоль вены на шее, к точке, где пульс бился сильнее, чем стоило. К самому кончику губ…

- Все! Можешь шевелиться, мне нужно, чтобы эскиз постоял денек-другой прежде, чем я начну накладывать цвет.

Я вскочила, а Дэваль остранился, убирая кисть на полку повыше, чтобы я не достала. Но зачем мне кисть, если есть руки? Пальцами я смазала часть краски со щеки и потянулась к его лицу. Дэваль не шелохнулся, в голубых, вновь ставших темными, как штормовой океан, глазах зажглись искорки интереса.