– Ладно. Бордо буду пить уже в Париже. Ты прав. Моя милая и нежная Франция покажется мне слишком спокойной, а француженки – фригидными.

– Можно выписать девушек отсюда.

– От них тоже нужно отдохнуть. Пожалуй, я найму азиатскую прислугу. Люблю тайский массаж и прочие их фокусы. Чай чем-то пахнет. Закажи все же двойное виски – хочется выпить.

– Неужели не вкусно?

– Вкусно, но когда же принесут утку по-пекински? – озабоченно спросил Фурнье, уже проглотивший тонко нарезанные кусочки утиного мяса и не заметивший этого.

– Ты действительно думаешь, что нас ждет острый кризис? – спросил Рюмин.

– Убежден. Вы живете на подаяние Международного валютного фонда. Резервов никаких. Если залихорадит мировые рынки, волны тут же дойдут до России. А свою устойчивость вы в августе показали. Все врете, хвалитесь, а на самом деле...

– Да, и Москву мы сами подожгли, чтобы не отдавать Наполеону.

– Я бы на месте Наполеона не стал завоевывать Россию. Слишком дорогой проект. Гарантий никаких, – серьезным тоном заметил Жан.

– Слава Богу, нашелся хотя бы один разумный человек.

– Я-то разумный – в отличие от ваших правителей. Они строят финансовые пирамиды – государство берет в долг, а отдавать ему нечем. Что, не придумали других занятий? Страна огромная. А у вас все время получается как-то не так, нелогично. В общем, прогноз у меня неблагоприятный.

– Поэтому ты и возвращаешься во Францию?

– И поэтому тоже.

Рюмину было ехать некуда. Богатый папенька, как Жана, его в спокойной Франции не ожидал. Начинать жизнь с нуля было поздно, да и неразумно. Свои знания он мог максимально эффективно применять только в России.

К тому же страна стремительно менялась. Ее уже не назовешь краем непуганых идиотов. «Жан не понимает, – думал Валентин Борисович, – что потрясения России необходимы. Да, ожидание кризиса висит в воздухе. Но он сметет все обветшалое, даст дорогу более умным, хитрым, расчетливым».

Таким, как он, Рюмин.

В России всегда будут грабить награбленное. Поставить точку в этом увлекательном занятии немыслимо. Это противоречит национальным традициям и характеру русского человека. Передел собственности будет продолжаться вечно. Правда, придется попотеть, а может, и пролить кровь. Но он к этому готов, он даже хочет, жаждет этого.

«Эх, не поймешь ты, баранья душа, как сладок аромат денег, когда он отдает запахом крови», – отвлекся от беседы с погрустневшим французом Рюмин.

В понятие победы Валентин Борисович вкладывал многое. О необходимости скрепить бизнес кровавыми жертвами он думал и говорил скорее для красного словца, хотя ни на секунду не остановился, если бы потребовалось принести в жертву реальных людей. О нем так и говорили: «Увидит, что ему нужно подъехать на своем джипе к киоску, а мужик мешает, даже задумываться не станет – переедет и не поморщится».

И все же победа значила для Рюмина не только достижение поставленной цели, а прежде всего личное самоутверждение и превосходство. Какое наслаждение – прикинуться слабым, убогим, простовато-честным, даже наивным, чтобы дать противнику раскрыться и показать все свое нутро, а потом ошарашить, вбить в пол, заставить унижаться, ползать на коленях, умолять о пощаде! И в ответ – поправить очки профессорским жестом, изобразить некоторую растерянность, неудобство и извиниться, обязательно извиниться за то, что не можешь поступить иначе. А потом предложить: «Поставьте себя на мое место», – заранее зная, что этот наглец только об этом и мечтает. Но не суждено ему, не выйдет, потому что мозгов не хватает!