Санька проигнорировала его, как и второго, демонстративно наклонившегося, чтоб рассмотреть ее. Но он настолько бесцеремонно это сделал, приблизив свою противную рожу, ко всему прочему, задышал черт-те чем прямо в ее лицо, что Санька вынужденно выпрямилась и сочувственно спросила:

– Тебе плохо? Вызвать врача?

– Не. Вот если б ты меня полечила…

И он выпрямился, улыбочку нацепил – типа он юморит. Санька их не боялась, конечно, они просто вызывали у нее жалость. Вот стоят два окурка, им лет – примерно как Глебу, а на них без слез смотреть нельзя. Но полагают, что оба хоть куда, смелые, остроумные.

– И меня полечи. – Длинноносый туда же. – Лаской…

– Уф… – Санька вздохнула, потом произнесла озадаченно: – Неужели я так плохо выгляжу, что вы ко мне пристаете?

Остатками мозгов «юмористы» силились понять, что она имеет в виду, посему на их физиономиях заморозились улыбки, а молчание означало: они в недоумении. Санька едва сдерживала смех. Окончательный перевод с русского на русский так и не был произведен, а свое реноме терять не хотелось, и длинноносый разрядил молчание смешком, разумеется, работая на тех, кто исподволь наблюдал за этой сценой:

– Хе-хе… Мы к тому, что такими нежными ручками не гайки закручивать надо, а другими игрушками баловаться… что ниже пояса…

Раздалось одобрительное ржание, Санька разозлилась, так бы и врезала хамам, но рукоприкладство она оставила на крайний случай, если совсем не поймут. Второй просек, что девушка зубами скрипит, и спросил:

– Че, не нравимся?

– Значит, так, господа усохшие мачо! – громко обратилась она ко всем, кто не участвовал в «знакомстве». – Пока не вижу, что в вас могло бы мне понравиться. Но если вы помоетесь, почистите зубы, побреетесь, наденете чистую одежду, то я, пожалуй, еще разок посмотрю на вас и, может быть, вылечу, если кто-то мне понравится. Но при этом неделю не пейте, иначе меня реально стошнит. И отъешьтесь, а то вдруг вы больные какие, сдохнете от счастья, что же я потом вашим женам скажу? Свободны.

После столь беспрецедентной наглости у обоих челюсти отвалились, а ржание раздалось уже в пользу Саньки – раунд она выиграла, приставалы вразвалочку отошли.

– И вот еще что! – крикнула Санька им вдогонку, те обернулись. – Эти ручки гайки закручивают крепко, ими же руководит трезвая голова. Они же умеют держать монтировку и махать ею при необходимости, так что близко подходить не советую, а то нечаянно… ну, вы поняли, да?

Дружный хохот резко оборвался, потому что к девушке шел Сам Самыч. Безусловно, она не пожаловалась на приставал, а поставила его в известность, что две машины дотянут до следующей осени, а с третьей пора распроститься.

– Сама и займись ремонтом, – сказал Михайлов.

– Ладно. С завтрашнего дня, хорошо? До свидания, Михал Михалыч… – Санька подхватила кожаную куртку и сумку, решив одеться на улице. – Спасибо вам.

– Я отвезу тебя.

– Вы?! – Его заявление смутило ее. – Я могу сама… Мне неудобно.

– В моей машине? – изумился он довольно естественно, давая понять, что принял ее «неудобно» в лоб. – Странно, мне казалось, она очень удобная. Держи ключи и подожди меня.

Когда Санька ушла, Михайлов, сунув руки в карманы брюк, оглядел гараж, там царила исключительно рабочая обстановка, его будто не видели. С трудом он налаживал работу в этом неблагополучном коллективе, а сектор ответственный, как-никак автобусы людей возят. Настоящие мастера в дефиците, имеют собственные мастерские и узкую специализацию – кто по ходовой части, кто с карбюраторами работает и так далее, Михайлову приходится брать людей по остаточному принципу, а это не дело. Но настроен он был жестко, пора с этим кончать. Он опустил голову и, не повышая тона, невыразительно сказал: