Книги

Межлуние

22
18
20
22
24
26
28
30
* * *

Несмотря на сложности, связанные с покупкой лошадей, сейчас перед их экипажем летела свежая четверка вороных, готовая обогнать бурю. Аэрин заметила замену только после остановки, а теперь, вслушиваясь в глухой перестук копыт и, всматриваясь в дорогу, разрезающую мерцающим серебром бархатную черноту ночи, в очередной раз убеждалась в изворотливости Элизабет. В другое время она бы удивилась способностям графини, но ее мысли путались, и постепенно погружались в вязкое болото апатии. Сейчас она могла бы сравнить себя с деревом, выкорчеванным из родной земли и занесенным ураганом невзгод в непролазную топь, подернутую туманной дымкой забвения. И можно сколько угодно рассуждать о заживающих ранах, к сожалению, вместе с Мелиссой Аэрин потеряла и опору, и смысл жизни. Так не все ли равно, куда ее повезут, и что с ней сделают?

Конечно, колдовство и даже простое гадание на картах придало бы ей сил, не говоря уже о крепкой древесине, выступающей главным элементом призыва Монни, поскольку дерево должно вырасти на земле, над которой рождена ведьма. Оно вбирает в себя соки почвы, крепнет, впитывая лунный и солнечный свет, и является единственным проводником для таинственной силы, недоступной другим людям. Ей так и не удалось заготовить материал и поэтому, лишившись своих корней, она обречена на скитания и жалкое существование.

В чемодане Аэрин лежала короткая дубовая ветка, кое-как оторванная от дерева и очищенная от листьев и коры — ее возможная опора. О массивных колдовских столах или хотя бы ноже с наборной рукоятью можно только мечтать. В первую очередь дава подумала о художественной кисти, хотя было бы странно встретить служанку с подобным предметом в переднике, а ведь эту вещь надо постоянно носить с собой не вызывая подозрений. К тому же, она совершенно не умела рисовать. Для зонтика ветка слишком тонкая, короткая, и кривая. К собственному разочарованию она не смогла придумать ничего кроме оперенной палки для уборки пыли, и поэтому злилась на себя, поскольку не хотела связывать единственную надежду с унизительными атрибутами прислуги.

Какое-то время Аэрин размышляла о различных символах свободы, которые знала, и не заметила, как задремала, прислонившись головой к мягкой обивке кареты. Графиня уложила девушку на спину, накрыла одеялом и, убедившись, что дава заснула, пожаловалась сестре:

— Твои пилюли почти не действуют.

Изола пригладила волосы и вздохнула:

— Надеюсь, что успокоительного хватит до конца поездки. Думаешь, она опасна?

— Я бы сказала: больше, чем хотелось бы. Не хочу, чтобы она навредила сыну. Нам придется искать другое сочетание.

— Да, все заметили, как он на нее смотрит. Маргад так мучается… Я не осуждаю его, только, может быть, он немного потерпит?

— Вынуждена согласиться с тобой. Мне тяжело с ним.

— Да, и это так тревожно.

Графиня отвернулась к окну, как будто искала сына, хотя знала, что не сможет увидеть его до утра.

— Ты знаешь, иногда я жалею, что ставила решетки на окна и запирала двери на ключ.

— И все же клетка была сломана. Помнишь воришку, зажатого механическими ставнями?

Элизабет посмотрела на сестру.

— Разве такое забудешь?

— Сколько ему было? Четырнадцать?

Графиня кивнула.

— Около того.

— Бедняжка, мальчишка так кричал!