Осенью 1932 года в разгар Голодомора в распределителе в «Доме на набережной» прикрепленные лица ежемесячно получали по четыре килограмма мяса, четыре килограмма колбасы и ветчины, по килограмму икры. В сентябре для питания делегатов пленума ЦК были затребованы 10 тонн мясных деликатесов, четыре тонны рыбы, 600 килограммов сыра, 300 килограммов икры, всего 93 наименования продуктов.
«Самое страшное, если вы вдруг почувствуете жалость и потеряете твердость. Вы должны научиться есть, даже если все кругом будут умирать от голода», — говорилось в секретной инструкции ЦК работникам райкомов в зоне бедствия.
В сентябре 1933 года находившийся на отдыхе в Сочи Сталин отправил в Москву телеграмму: «Считаем, что впредь машины „Рольс-Ройс“ не следует импортировать. Купить за границей четыре крытых (лимузин) шестиместных машин системы „Кадельяк“ [так в тексте] и восемь штук открытых шестиместных „Паккардов“ выпуска 1933 г. С полным комплектом запасных частей и запасных частей для существующего парка „Рольс-Ройс“. Отпустить на расходы сто тысяч рублей в инвалюте».
Выходит, очередная легенда о том, что любимый «паккард» Сталина являлся подарком Франклина Рузвельта, он был приобретен в США за деньги.
Вот так разбойники, вкусившие власть, похоронили коммунистическую идею в стране Советов. Но от благовидной, оголтелой лжи не отказались.
4. Народ пишет историю своими судьбами
Правильно говорят — чем добрее душа, тем сложнее судьба. Здесь же хочу привести слова американского писателя, журналиста Амброза Биирса: «Судьба для тирана — оправдание злодейства». И тут я перехожу к роду своему. Пройдусь по истории советского государства шагами самих дорогих мне людей.
Сейчас, с высоты прожитых лет задаю себе вопрос: почему я никогда не спросила родителей, где мои бабушки и дедушки? Ответ нахожу один: всё принималось как должное уже с детства. Мамины рассказы я услышала, когда училась в педучилище.
Никогда не забыть мне плачущее лицо моей мамочки, когда она вспоминала своё детство, которое закончилось с арестом отца — моего деда Бобок Алексея Семёновича. Он рос в большой и дружной семье, у него было четыре брата и сестра.
Тётя Маруся, жена младшего маминого брата Михаила, рассказывала мне, что семья Семёнчиков (так в селе звали по отцу) была авторитетная, все были большими тружениками. Односельчане ставили эту семью в пример, говорили, мол, поглядите на Семёнчиков, всё у них есть, потому что трудятся с утра до ночи, не пьянствуют.
Мой дед был самым старшим в семье. За ум и смекалку в селе его называли «головастым». Он был выше среднего роста, светловолосый с голубовато-серыми глазами. Слегка волнистые густые волосы летом выгорали на солнце, голова становилась белой, как лён. Жену себе он выбрал из соседнего села Гриденки.
Моя бабушка была хрупкого телосложения с утончёнными чертами лица. Густые тёмные волосы были с лёгкой волной, как у деда.
Надо сказать, что отец деда, мой прадед, не одобрял выбор сына, говорил, что из Евлампии не получится хорошей работницы, потому что она, как говорят люди, худая, что значит «болезная». Но дед мой был твёрд в решениях. Он очень любил свою жену, оберегал от тяжёлого труда. В поле работали одни мужчины, женщины хлопотали по хозяйству. На сенокосе трудилась вся огромная дружная семья.
Потом стали обустраивать каждый своё хозяйство. Первый построился мой дед и предложил отцу жить с ним. Но прадед Семён вынес своё решение: «Ты, Алексей, мужик крепкий, ещё себе построишь дом, а этот отдай младшему брату Гришке, он у нас самый слабый».
Слово отца в те времена было главным в семье. Так мой дед остался в старом отцовском доме со своей женой и народившимися двумя детьми.
Мой дед очень любил детей. Когда родилась девочка Настя, он не мог нарадоваться. Она была такая же светловолосая и кучерявая. В семь месяцев девчушка уже пошла своими ножками. А к году бегала и хорошо говорила. Селяне любовались крошкой, удивлялись её смышлёности. До пяти лет дожила маленькая веселушка и в один из летних дней умерла. Моей мамы тогда ещё не было на свете. Но ей рассказали, как это случилось…
Летним жарким днём отец привёз из города разных гостинцев. Настя съела пирожное, набрала конфет для подружек и побежала на улицу. Через какое-то время вернулась бледная, уставшая. Вскоре началась рвота. Домашние не знали, как помочь.
«Решили, что её сглазили, — рассказывала мама. — Видя, как угасает малышка, отец встал на колени перед иконой с мольбой о помощи. Но к вечеру Настя умерла. На другой день отец выбросил из дома иконы».
Я выслушала этот печальный рассказ мамы и сказала тогда: