— Ну так и урыл бы! Грохнул бы его к чертям, я просила тебя! Помнишь?! Как узнала, что он кинуть тебя пытался, к тебе сразу пошла! Но ты зассал. Не стал пачкаться. А я теперь из-за него родить не могу.
— Ты чего несешь? — Пиотровский откидывает флягу на пол. — Что он сделал?
— Ребенка он мне сделал, Фима. Ребенка! Ты не смог, а он сделал!
В ахуе. Какого еще ребенка?! Врет, тварь, я никогда без резинки… Блядь! Прикрываю глаза и вспоминаю тот раз. Один-единственный раз. Потом всегда предохранялся.
— Это правда? — Фима схватил жену за горло.
Дернулся к ним, но Холодов был ближе и успел оттащить Пиотровского от Регины раньше меня.
— Ты ничего не говорила. — Смотрю на бывшую любовницу и не верю. Не может быть!
— А я хотела. Представляешь, идиотка такая, хотела тебе сказать. Да я от мужа чуть не ушла из-за тебя, тварь! Но в тот день узнала, что ты меня трахал, лишь чтобы к Фиме подобраться. Тебя его связи интересовали, а не я. Сволочь!
Она стоит у окна, тяжело дышит, растрепанная и красная. Злая и потерянная. Регина.
— Аборт? — сухо поинтересовался Холодов.
Молча кивнула и уставилась в окно. А потом заговорила, не обращаясь ни к кому конкретно:
— Я знала, что он не вариант. Любовник отличный, но муж, тем более отец… конечно, нет. Но после него не могла уже с Фимой. Хотя и знала, что он меня любит. Кир... как цунами, я с ним дышать начала… знала, что ничего не выйдет, но… Я ведь и правда тогда чуть не ушла от тебя, Фим. Ты даже не знал. И потом ты сюда уехал на неделю, а я аборт пошла делать. Знала бы, что больше не смогу родить, — оставила бы. Да боялась, что ты все узнаешь, Фима.
Стою, окончательно прихреневший от таких откровений.
— Поэтому «почувствуй мою боль»? — медленно выговариваю. — Это же ты мне писала? Я почувствовал, Регина. Ты отомстила.
— Да ни черта не отомстила! Эта дура влюбилась в тебя и все испортила! Я ошиблась в ней. И ты, идиот, не рассчитал! — кричит теперь на брата, про которого я уже и забыл. — Надо было другую девку найти. Ту же Олю.
— С ней бы не проканало. Регина, послушай, я реально сожалею. Но… я даже не знал и…
Договорить не успеваю: Фима, до этого тенью стоявший у стены, подбегает и изо всей силы бьет меня в челюсть.
— Твою ж… — Холодов наклоняется надо мной, когда я сплевываю кровь из разбитой губы. — Живой?
— Да. — Поднимаюсь на ноги, в ушах звенит, кровь во рту… снова сплевываю. — Фима… прости… если сможешь. И я твой должник, что пришел сюда со мной.
Пиотровский не отвечает, да я и не жду от него ответа. Если бы я только мог все вернуть!