Глава 13

Новые обстоятельства

Химзавод

Они сидят за бочкой, в которой пляшут язычки пламени, а на железном пруте над костром жарятся две тощие тушки крыс. С первого взгляда ясно, что передо мной вконец опустившиеся, пропащие люди: все покрытые какими-то язвами, грязные и нечесаные, в лохмотьях, с трясущимися руками. Такие же тощие, как крыски, которых они изловили. Они щерят беззубые рты, пускают слюну, передают по кругу какой-то мешочек и по очереди ненадолго припадают к нему, осторожно вдыхая.

Четверо нариков замечают меня только тогда, когда я подхожу к ним почти вплотную. В их начисто лишенных здравого смысла мутных глазах нет никакого удивления. Они тупо и откровенно пялятся на меня. В моей душе растет волна омерзения, я понимаю, что это неправильно, хотя и открыто не приемлю безволие этих потерявшихся душ. Да и не душ вовсе – так, сильно подпорченных оболочек.

– Слышь, – шамкает тот, кто сидит ближе, – чё глаза мозолишь? – Он хихикает, как будто сказал нечто оригинальное и остроумное. Противный мерзкий смешок.

– Нюхнешь, а? – слюни текут по подбородку, когда нарик заглядывает мне в лицо, заискивающе, словно собачонка.

Я отпихиваю в сторону его руку, и слабые пальцы не удерживают мешочек – какой-то голубоватый порошок рассыпается по грязному полу, смешиваясь с пылью и мусором. Нарики издают мычание и как по команде бросаются на пол, пытаясь собрать драгоценный порошок, но только еще больше смешивают его с грязью. Они напоминают мне кучку облезлых шавок – скулящих, повизгивающих, сбившихся в клубок. Неизлечимо больные люди, сами дошедшие до такого состояния, сами выбравшие такую жизнь, а оттого не вызывающие жалости.

Я брезгливо смотрю на эту возню, и мне становится тошно, мерзко, погано на душе. О чем можно разговаривать с этими отбросами, что объяснять? Как втолковать придуркам с затуманенными мозгами, чтобы они оставили караваны в покое?

Внезапно чувствую легкое головокружение и присаживаюсь на какую-то балку, торчащую неподалеку из кирпичной стены. Тем временем копошение понемногу сходит на нет. Нарики затравленно оглядываются, стреляют злыми глазками – только что их лишили смысла жизни. Взгляды их останавливаются на мне, и сейчас обитатели химзавода уже не напоминают беспомощных существ. Скорее стаю облезлых гиен, которые готовы вцепиться в горло, стоит только отвлечься и расслабиться. Я по-прежнему им не по зубам, но они этого не понимают.

– Ты чё, гнида, – шепчет мне один из них, – нашу дурь посеял?!

Хватит тут рассиживаться, пора ставить зарвавшихся идиотов на место. Я медленно встаю, поглаживая рукоять обреза. Мое движение не остается незамеченным и даже как будто немного приводит дегенератов в чувство.

– Вас же предупреждали не трогать караваны с ферм? – спрашиваю я.

– Они заходят на нашу территорию, – зло хрипит ближайший ко мне нарик. – Это вы их засылаете. Хотите украсть наши запасы! – с каждым словом голос его становится все громче, пока не переходит в крик. – Вынюхиваете, где они у нас припрятаны!

Я фыркаю:

– Кому нужны такие запасы? Проще пустить себе пулю в башку, чем медленно убивать в себе человека.

– Отчего же ты до сих пор не пустил себе пулю в башку? – слышу я вкрадчивый, не лишенный приятных ноток голос слева. Резко поворачиваюсь.

– Ты что, преследуешь меня?

Аксинья улыбается, одними губами – ее глаза блестят в полутьме, завораживают, сводят с ума. А затем она взмахивает шлейфом своего воздушного платья и исчезает в коридорах. Я бегу за ней, но никак не могу догнать – она все время ускользает от меня в последний момент. Спотыкаюсь о прутья арматуры, задеваю плечами углы, за спиной осыпается штукатурка, пыль и кирпичная крошка. Наконец, вываливаюсь на свежий воздух, с непривычки щуря глаза от солнечного света. Куда подевалась эта дрянь? Девушка? Мираж? Больной бред моего разума? Вот она, в пяти метрах от меня! Расплывается перед глазами, словно марево. Я тяну руки, мне просто жизненно необходимо понять, есть ли она на самом деле, поймать боль, поймать мечту. Но расстояние между нами не сокращается: смеясь, Аксинья ловко избегает моих прикосновений, уворачивается, отступает, позвякивая браслетами с каменьями на руках и сохраняя дистанцию, пока я не бросаю это занятие, понимая тщетность своих попыток. Она, кажется, даже немного удивлена. Глядит дерзко, с вызовом, губы тянутся в улыбке, вспыхивает бирюзовый взгляд.